К ВОПРОСУ О СТЕПЕНИ ИЗВЕСТНОСТИ В РОССИИ РАБОТ К. Э. ЦИОЛКОВСКОГО ПО КОСМОНАВТИКЕ (до 1923 г.)

© Т.Н.Желнина
© Государственный музей истории космонавтики им. К.Э. Циолковского, г. Калуга
Секция "История ракетно-космической науки и техники"
2008 г.

Публикация первой работы К.Э. Циолковского по космонавтике «Исследование мировых пространств реактивными приборами» (далее «Исследование…») в 1903 г. в майском (пятом) номере журнала «Научное обозрение» не вызвала в свое время массового общественного интереса, хотя и не осталась незамеченной отдельными читателями, в частности, двадцатишестилетним Н. А. Рыниным и преподавателем космографии в реальном училище в Риге, прочитавшим ее зимой 1904—1905 гг. своим ученикам, среди которых был семнадцатилетний Ф. А. Цандер. Циолковский действительно опередил свое время, и читательской аудитории, готовой к обсуждению предложенного им решения проблемы космического полета, еще только предстояло сформироваться. Ни статье «Исследование…» (1903), ни даже написанной на ее основе более поздней статье «Реактивный прибор как средство полета в пустоте и атмосфере», опубликованной с двухлетней задержкой в 1910 г. в журнале «Воздухоплаватель», не суждено было побудить своих современников к дискуссиям или к практическим работам.

Что касается работ «Исследование…», публиковавшихся в 1911—1912 и 1914 гг., а также научно-фантастической повести «Вне Земли», опубликованной в журнальном варианте и отдельной брошюрой соответственно в 1918 г. и в 1920 г., то мнения, которые складываются по вопросу об их известности среди соотечественников, весьма противоречивы. Даже сам Циолковский высказывался на этот счет неоднозначно. Нет единой точки зрения и у современников ученого. Наиболее распространенная из них принадлежит А. Л. Чижевскому: «Лишь после того, как книга Германа Оберта (Мюнхен) о ракете для полетов к планетам [«Die Rakete zu den Planetenräumen»] привлекла в Германии всеобщее внимание, и заметка о ней случайно попала в официальную русскую прессу, вспомнили мы, русские, что примерно тридцатью годами ранее теоретик воздухоплавания К. Э. Циолковский (Калуга) опубликовал до деталей подробное и математически обоснованное исследование о реактивном приборе — приборе для полетов к планетам». Далее перечислялись публикации Циолковского 1903—1920 гг. и делался вывод: «Все эти работы остались почти незамеченными…».

В то же время Б. Н. Воробьев утверждал: «В отличие от первой, оставшейся незамеченной, вторая часть работы [«Исследование…»] вызвала необычайный интерес к поставленным автором двум новым темам: ракетные летательные аппараты и межпланетные сообщения. Она поистине всколыхнула научную, техническую и изобретательскую мысль… Резонанс получился неожиданно широкий. Откликнулись научно-технические, популярные журналы, общая пресса, изобретатели…».

М. К. Тихонравов высказался еще более определенно: «Несмотря на то, что толчок к повсеместному занятию вопросами технического осуществления ракеты был дан работой проф. Оберта «На ракете в космическое пространство», что только после этого общественность серьезно занялась изучением работ Циолковского, нельзя не признать, что влияние Константина Эдуардовича на развитие реактивного движения существовало значительно ранее... Труды Циолковского были достаточно широко известны».

Сегодня мы располагаем убедительными доказательствами действительно достаточно широкой известности в России работ Циолковского по космонавтике в период с июля 1912 г. до августа 1923 г., то есть со времени публикации в журнале «Природа и люди» статьи В. В. Рюмина «На ракете в мировое пространство» — первом в нашей стране (и в мире) отклике на труд «Исследование…» (1911—1912) и до появления в немецкой печати первой рецензии на книгу Оберта «Die Rakete zu den Planetenräumen». Так, в 1912—1919 гг. в российской прессе было опубликовано более тридцати статей и заметок, касавшихся трудов Циолковского по космонавтике; его творчество в этой области рассматривалось также на страницах книги Я. И. Перельмана «Межпланетные путешествия», выдержавшей в 1915—1923 гг. четыре издания.

Наибольшее количество публикаций — более двадцати — пришлось на 1913—1915 гг. Непосредственным толчком к их появлению в российской прессе послужил доклад Перельмана «Междупланетные путешествия; в какой степени можно надеяться на их осуществление в будущем», сделанный 20.11.1913 г. на общем собрании Русского общества любителей мироведения и, по свидетельству, присутствовавших имевший «большой успех». С 21.11.1913 г. отчет о докладе публиковался в петербургских газетах «Биржевые ведомости», «Речь», «Современное слово», «Свободное слово», в журналах «Природа и люди», «Новое время», «Литература и жизнь», «Электричество и жизнь», «Физик-любитель». Эти публикации, в свою очередь, повлекли за собой статьи в газетах «Голос Москвы» и «Вестник Южных железных дорог».

Особый характер обсуждению их авторами темы космических полетов придавал тот факт, что Циолковский в то время был уже не единственный, кто вел научный поиск решения транспортной проблемы космонавтики. Россиян быстро достигла информация о том, что хорошо известный в российских авиационных кругах Р. Эсно-Пельтри также, как и К. Э. Циолковский, рассматривал ракету в качестве перспективного летательного аппарата для межпланетных перелетов, хотя и выдвигал при этом, в отличие от российского ученого, одно условие — использовать не химическое, а ядерное топливо. Российских авторов не очень заботили эти различия во взглядах Эсно-Пельтри и Циолковского на источник энергии будущего межпланетного корабля, обусловленные разными подходами к решению вопроса о том, как сочетать реально допустимые размеры космической ракеты с практически нереальным требуемым запасом топлива. Главным, на что тогда обращали внимание, было другое — то, что у идеи космической ракеты был родоначальник — Циолковский — и появился авторитетный сторонник — Эсно-Пельтри.

Впрочем, было и обстоятельство, на которое ни тогда, ни потом никто не обращал внимания — а именно, что проблема космического полета в 1912—1919 гг. (и позднее, практически до начала 1920-х годов) всерьез воспринималась и обсуждалась только общественностью России. Об этом свидетельствуют два факта: во-первых, за рубежом в названный период последовал только один отклик на отношение к проблеме полета за пределы Земли, складывавшееся в России, и, во-вторых, этот отклик отразил взгляд западных общественных кругов на данную проблему, как не подлежащую научному обсуждению. Поводом для отклика послужило беспрецедентное заявление, сделанное в марте 1914 г. в брошюре, опубликованной на русском и французском языках, Д. П. Рябушинским, директором Аэродинамического института в Кучино: «Задача аэродинамического полета разрешена, но на смену ей выдвигается новая, гораздо более трудная и грандиозная проблема, — проблема перелета на другую планету. Блестящие научные завоевания человечества дают право мечтать о том, что и этот вопрос будет когда-нибудь разрешен терпеливыми и преемственными усилиями исследователей, которые увлекутся величием этой идеи. В Аэродинамическом институте в Кучине будут также предприняты исследования в этом направлении». Это был первый в социальной истории космонавтики случай, когда руководитель научного учреждения выразил готовность изучать вопрос о возможности осуществления космического полета. Об инициативе Рябушинского сразу стало известно на Западе. Влиятельный и авторитетный в научных кругах журнал «Nature» снисходительно рекомендовал российскому ученому оставить «вопрос о передвижении в межпланетном пространстве г-ну Жюлю Верну и г-ну Г. Дж. Уэллсу».

И еще несколько поразительных фактов, до сих пор остававшихся незамеченными. Так, книга Я. И. Перельмана «Межпланетные путешествия» не только не потонула в информационном потоке военного и предреволюционного времени, но была уже в первом издании замечена, отмечена и «признана заслуживающей внимания для ученических библиотек среди учебных заведений Ученым Комитетом Министерства Народного Просвещения», а также признана «полезной для ученических библиотек Учебно-воспитательным Комитетом Педагогического Музея военно-учебных заведений» и рекомендована «для школьных библиотек Отделом Реформы Школы Народного Комиссариата по Просвещению». Не приходится сомневаться, что признание этой книги как произведения, носившего учебно-воспитательный характер и рекомендация ее для чтения подрастающему поколению в 1915 г., стало одним из семян, которые дали всходы в СССР к середине 1920-х годов, подпитав новую, еще более массовую волну интереса к космонавтике.

Циолковский с 1912 г. внимательно следил за общественными откликами на его труды по проблеме космического полета. Выдержки из них он помещал в свои брошюры, начиная с 1914 г. Учитывая то внимание, которое российская общественность начала уделять космонавтике, он решил переиздать с дополнением обе работы «Исследование…» (1903 и 1911—1912), объединив их в одной брошюре. Этим намерением он поделился с читателями, обратившись к ним с просьбой сообщить ему о желании приобрести это новое, «полное издание». Любопытно, как росло число желающих иметь его. В 1915 г. их набралось «только 20—30». В 1918 г. желающих было «только 100»! (а не «только четверо», как утверждается в литературе). Чтобы правильно оценить это число, надо вспомнить, в какой исторической обстановке формировался первый круг читателей трудов Циолковского по космонавтике. И еще надо задаться вопросом, в какой другой стране мира в 1918 г. набралось бы сто желающих иметь и читать «Исследование мировых пространств реактивными приборами» Циолковского?

Разумеется, военные и революционные события сдерживали распространение в России идей Циолковского. Но остановить этот процесс было невозможно. С декабря 1921 г. наступил новый этап в распространении в России идеи космического полета вообще и трудов Циолковского в частности. Он был связан, прежде всего, с именем Ф. А. Цандера, который в ряде докладов заявил о себе как об изобретателе и авторе проекта «межпланетного корабля-аэроплана», альтернативного известному проекту космической ракеты Циолковского. Так работы Циолковского получили новое звучание. С одной стороны, их важность, значимость и актуальность впервые подчеркивались специалистом-коллегой (с февраля 1923 г. Циолковский и Цандер уже состояли в переписке). С другой стороны, они выносились на суд постоянно расширявшейся аудитории энтузиастов и приверженцев идеи космического полета, для которых термин «межпланетные путешествия» очень скоро стал привычным. Примечательно пояснение Перельмана к четвертому изданию книги «Межпланетные путешествия»: «…Уже за короткий срок к 1923 г. термин "межпланетные путешествия" успел сделаться общеупотребительным не только в авиационной, но и в общей литературе. Это, несомненно, свидетельствует о том, что и самая идея межпланетных перелетов быстро приобретает популярность». Эти строки писались в июне 1923 г., когда тираж книги Оберта еще находился в типографии и к его распространению только собирались приступить.

Другим свидетельством популярности идеи космического полета в СССР явилось еще одно беспрецедентное событие в ее истории, когда в апреле 1923 г. рабочие целого завода в Москве (Госавиазавода № 4 имени М. В. Фрунзе) отчислили временно не работавшему Ф. А. Цандеру его двухмесячный заработок, с тем чтобы он мог завершить работу над своим проектом космического транспортного средства. «Это было первым пожертвованием в пользу межпланетных сообщений», — прокомментировал Цандер поступок своего рабочего коллектива. И снова хочется спросить, в какой еще стране мира весной 1923 г. рабочие заводов были готовы отчислять процент с заработной платы на проекты межпланетных кораблей?

Все приведенные сведения убеждают, что нет оснований для утверждений, будто, книга Оберта «открыла» российским читателям имя Циолковского как автора трудов по космонавтике и подтолкнула общественность Советского Союза к обсуждению проблемы ракетно-космического полета. Напротив, есть все основания утверждать, что именно достаточно широкое распространение в советских общественных кругах к середине 1923 г. темы «межпланетных сообщений» и с 1912 г. постепенно расширявшееся знакомство с работами Циолковского на эту тему позволило СССР стать первой страной, в которой книга Оберта была сразу принята, признана и со знанием дела оценена.

А. Л. Чижевский в процитированном выше предисловии допустил еще одну неточность: в октябре 1923 г. книга Оберта вовсе не вызвала в Германии всеобщего интереса. Наоборот, в январе 1924 г. издатель В. Ольденбург сетовал на то, что «научная пресса» все еще не обратила на нее внимания. Даже в июле 1926 г. В. Ольденбург с сожалением подчеркивал, что научные круги Германии поразительно мало интересовались работой Г. Оберта, и характеризовал такое отношение как безответственное. А в Советском Союзе книга Оберта была представлена читателям в октябре 1923 г. со страниц центральной газеты «Известия ВЦИК» и представлена не в двух словах, а подробно и с пониманием ее научного значения. Насколько сегодня известно, это был третий в истории книги «Die Rakete zu den Planetenräumen» отклик на ее выход в свет (второй, как и упомянутый выше первый, появился в Германии 01.10.1923). Одновременно это был первый зарубежный отклик и первый отклик вообще, в котором приводилась научная оценка содержания книги. Оба немецких отзыва лишь воспроизводили ее основную идею и совсем не отмечали ее значительный теоретический потенциал.

В январе 1924 г. Ф. А. Цандер, выступая перед членами теоретической секции Московского общества любителей астрономии с докладом о конструкции своего «межпланетного корабля», закончил его ссылками на результаты экспериментов Р. Годдарда и на книгу Г. Оберта (показав ее присутствующим), как на подтверждение правильности своих собственных расчетов. Точно так же воспринял книгу Оберта и Циолковский — как доказательство того, что путь исследований, которым он шел с 1896 г., был абсолютно верен. Для Циолковского это было уже третье такое доказательство — наряду с выводами Эсно-Пельтри и опытами Годдарда.

Так что книга «Die Rakete zu den Planetenräumen» действительно привлекла внимание советской общественности, но не как феномен, с которым она столкнулась впервые, а как еще один, как очередной труд в популярной уже области научно-технического знания, как признак его стремительного развития и как свидетельство все возрастающего значения, которое зарубежные ученые стали придавать космонавтике (неслучайно, что Оберт практически всегда упоминался у нас вместе с Годдардом). В этом контексте ссылки на книгу Оберта и стали неотъемлемой частью отечественной литературы по проблемам ракетной техники и космонавтики, а также всех докладов и диспутов на тему межпланетных полетов, которые проводились в разных городах нашей страны с 1921 г.

Такое восприятие книги «Die Rakete zu den Planetenräumen» советскими читателями было возможно только при наличии определенного социального опыта знакомства с предшествующей литературой по космонавтике, в том числе, с трудами Циолковского. В то время, как в читательской среде Германии такой опыт начал приобретаться в 1924—1926 гг., Франции — в 1927—1928 гг., США — в 1930—1932 гг., в России он накапливался с 1912—1915 гг.