ОЦЕНКА К. Э. ЦИОЛКОВСКИМ СОЦИАЛЬНО-УТОПИЧЕСКИХ ПРОЕКТОВ СВОИХ ПРЕДШЕСТВЕННИКОВ

© А.В.Хорунжий
© Государственный музей истории космонавтики им. К.Э. Циолковского, г. Калуга
Секция "Исследование научного творчества К.Э. Циолковского"
2008 г.

К. Э. Циолковский — как и многие его современники — был уверен в том, что он наконец-то смог найти научные основания для построения справедливого, идеального общества. Как настоящий ученый, он не мог не изучать труды своих предшественников — авторов проектов по обустройству идеального социума, а также опыт человечества и его неудавшихся экспериментов по созданию справедливого общества. Как автор собственного такого же проекта, который казался ему наиболее научно обоснованным, он не мог не судить своих предшественников с точки зрения своего учения о «монизме Вселенной», не мог не сравнивать их предложения со своим «идеальным строем жизни», не мог не полемизировать с ними, предлагая свои пути достижения всеобщего счастья.

Указанной теме непосредственно посвящено лишь одно произведение Циолковского — «Утописты», большая часть которого — это сравнение «Государства» Платона и «Идеального строя жизни» Циолковского. Однако во множестве других трудов ученого мы также находим оценки проектов и социальных экспериментов своих предшественников; оценки, точно понять смысл которых можно, лишь помня об основных предложениях, выдвинутых Циолковским в его утопии.

Анализируя, наряду с социальными идеями Платона, воззрения Т. Мора, Т. Кампанеллы, В. Андреа, Ф. Ницше, К. Э. Циолковский отмечал: «Многие элементы моего труда сходятся с мыслями разных философов, утопистов и социалистов» (Архив РАН. Ф. 555. Оп. 1. Д. 396. Л. 8). Особое внимание во все периоды своего творчества мыслитель уделял анализу учения христианства. Он считал, что его этика близка убеждениям «галилейского учителя», чьи взгляды «…вытекают из веры и жизни». «Они более интуитивны. Мои же из недр точной науки», — писал ученый (Там же. Л. 5). Интересовали Циолковского и попытки конкретного воплощения утопий, создания общины людей, отношения между которыми строились бы на принципах справедливости. В конце жизни он просил свою дочь, Л. К. Циолковскую, подобрать ему материалы о Парижской коммуне, видимо, с той же целью — извлечь из них необходимый опыт для собственного проекта.

Циолковский отмечал сходство многих идей своего проекта с аналогичными предложениями своих предшественников. Так, описывая стимулы к работе, ученый отмечал: «Поводом к труду у Мора, как и у меня — потребность к деятельности..., затем — соревнование, умственное развитие и сознание, кроме — страх быть выключенным из общества» (Там же. Л. 11—12).

Совместная деятельность должна позволить выделить лучших людей на основе тщательного взаимного изучения и поставить гениев во главе человечества. В проекте Циолковского для этого были предусмотрены выборы, после которых избранные делились бы поровну для организации общины более высокого уровня и руководства избравшим обществом. Именно с этой точки зрения оценивал Циолковский и своего великого предшественника: «…У Платона мне нравится его преклонение пред гениальностью некоторых людей и его стремление поставить во главе управления величайших философов. …Я согласен с этим, но величайшие люди у меня выделяются из народа и народом же. Они всегда зависят от народа и сменяются им же, как только начинают нравственно падать» (Там же. Л. 8).

Соответственно такой структуре общества решался вопрос о собственности. Основной ее формой в проекте является общинное владение землей и всем, на ней произведенным. Циолковский выделял собственность общественную, личную и интеллектуальную, считая, что будущее — идеальное — человечество постепенно откажется от частной собственности. Здесь, пожалуй, в наибольшей степени отразились попытки мыслителя рационально переосмыслить христианство. А его доказательства никчемности собственности при будущем «идеальном строе жизни» при всей их внешней приземленности представляют собой явную реминисценцию Нагорной проповеди, вызванную уверенностью Циолковского в том, что его «Этика… имеет нечто общее со взглядами галилейского учителя», но дает им более точное, научное обоснование» (Там же. Л. 5).

Иерархии общин соответствовало предполагавшееся административное деление объединенного мира: вся Земля должна была стать союзом округов, причем каждая страна превратилась бы в один округ (а Советский Союз состоял бы из двух или трех округов). Союз округов находился бы под общим началом одного совета. На случай возможных конфликтов, беспорядков или стихийных бедствий ученый не исключал и воинских формирований. Лишь приняв во внимание эти положения плана Циолковского по преобразованию человечества, можно понять и его полемику с Платоном: «Принцип насилия необходим против нарушителей закона, если он допускается народом или его представителями. Воины Платона необходимы, но они также избираются, не теряя свойств и прав других людей» (Там же. Л. 8).

Усиление строгости в нарастающей регламентации разных сторон жизни в выборных обществах, в частности, в подборе партнеров, во многом сближает проект «идеального строя» с работами Платона, Т. Мора, Т. Кампанеллы и других авторов классических утопий, что, кстати, отмечал и сам Циолковский (Там же. Л. 7—11).

Рассмотрев состояние современного ему человечества — отправную точку преобразований — и результаты прошлых социальных экспериментов, Циолковский пришел к выводам, что непреодолимых препятствий для реализации его проекта нет, и что на данном этапе частная собственность наиболее всего соответствует свойствам человека (способствуя, в то же время, отысканию «двигателей прогресса»). Следовательно, при разумной политике, направленной на ограничение негативных последствий, она могла бы послужить основой для достижения «идеального строя». С этой же позиции оценивал мыслитель и утопию Платона: «Платон глубоко понимает выгоды коммунизма, но думает, что для среднего уровня человечества он недостижим. Что же! Мы не можем пока доказать обратного. Во всяком случае он достижим в будущем при усовершенствовании природы человека» (Там же. Л. 8).

Эпоха формирования взглядов Циолковского характеризовалась проективным, деятельным подходом ко всем областям человеческой жизни, основанным на убеждении во всемогуществе науки. Так, в биологии возникло убеждение, что эволюция человека как вида еще не завершена. Циолковский также пришел к выводу: «Искусственный подбор должен быть со временем применен не только к растениям и животным, но и к человеку» (Причина космоса. Калуга, 1925. С. 16). Важную роль здесь должно было играть улучшение природы человека путем разумных браков, т. е. искусственный отбор людского материала, проходящий под контролем общества. В брак могли бы вступать все желающие, но не все могли бы иметь детей — из опасения плохой наследственности (как физиологической, так и моральной). В целом, требования к улучшению породы человека у Циолковского были следующие: повысить умственный потенциал и моральные качества, создать существо, равно чуждое радостям и горестям (для обеспечения счастливого переселения «атомов») создать приспособленный к иным условиям обитания, организм с большими, чем у современного человека, возможностями.

Именно с этой точки зрения становится понятным высказывание Циолковского об идеях Платона: «Также прекрасно его стремление усовершенствовать человечество путем искусственного подбора, но способы, им предлагаемые для этого, чересчур грубы, жестоки, и не могут быть приняты человечеством» (Утописты // Архив РАН. Ф. 555. Оп. 1. Д. 396. Л. 7).

С этих же позиций объяснима и оценка Циолковским евгенических высказываний Ницше: «…Когда население увеличится в сто или тысячу раз, то слова Ницше начнут сбываться. Подбор начнется, так как избытку населения некуда будет деваться. В конце концов останется на Земле потомство только небольшой группы наиболее совершенных существ… Когда же оно [население — А. Х.] достаточно усовершенствуется, то начнется его расселение в Солнечной системе» (Там же. Л. 7).

Циолковский был вынужден постоянно оговаривать исключения из собственных правил, вызванные столкновением реального и идеального. Универсальная основа строя — свободный общинник — плохо соответствовала признававшейся Циолковским необходимости разделения труда, разнообразие людских интересов — моральным императивам будущего общества. Осознавая эти несоответствия, он все время был вынужден прибегать к различного рода оговоркам. Видно, что мыслитель старался найти компромисс между требованиями «монизма Вселенной» и ощущением того, что практически любое «утопическое государство функционирует как огромная казарма»(Абенсур М. Утопия // 50/50: Опыт словаря нового мышления. М., 1989. С. 251). Циолковский не раз подчеркивал, что ничего абсолютно верного он не знает, а решение всех проблем будет найдено лучшими умами человечества в процессе воплощения в жизнь его проекта. Он указывал, что поиски идеала могут продлиться сотни лет, и был готов, в отличие от большинства утопистов — «спасителей человечества» — к тому, что конечный результат может существенно отличаться от его построений.

Но, несмотря на все сомнения, Циолковский все-таки был внутренне уверен в том, что ему удалось найти верный путь, следуя которым, человечество придет к счастью. Поэтому значительное внимание ученый уделял поиску конкретных путей воплощения в жизнь его плана, будучи убежден, что он — в отличие от проектов его предшественников-утопистов — научно обоснован и вполне реализуем. В письме в Социалистическую Академию общественных наук 12 сентября 1918 г., ученый подчеркивал: «Для принятой мною работы я достаточно знаком, хотя и не по первым источникам, с философией, трудами экономистов, социалистов и утопистов, начиная с Платона и кончая Беллами. Мое сочинение оригинально, и я признаю один главный источник: чистую или точную науку. Без сомнения и бессознательно нахожусь под влиянием уже готовых социальных учений и утопий; едва ли скажу что-нибудь такое, что не было бы сказано кем-нибудь и когда-нибудь; но в общем большинство авторов устарело, не опираясь на современную науку и жизнь. Надеюсь дать комбинацию социалистических идей» (Историч. архив. I960. № 5. С. 125).

При этом Циолковский сам никогда не считал себя утопистом. По мнению мыслителя, его проект был научно обоснован, а потому мог быть реализован. В традициях эпохи он не сомневался в возможности построить идеальное общество, основанное на знании наиболее общих законов развития мира. Утопичными же ученый называл только проекты, которые не могли быть воплощены в жизнь из-за неверных посылок, из которых исходили их авторы. В этом проявилась типичная черта утопического сознания: стремление автора объявлять о конце истории (точнее, предыстории), ознаменованном созданием автором нового (окончательного) плана улучшения общественного устройства. Даже те авторы — утописты, которые прекрасно понимали ошибки своих предшественников, не могли устоять перед искушением: признать свои труды наконец-то найденными истинным основанием «идеального строя».