ПРОЩАНИЕ С К.Э. ЦИОЛКОВСКИМ В МАТЕРИАЛАХ СОВЕТСКОЙ ПРЕССЫ (СЕНТЯБРЬ 1935 Г.)

© Т.Н.Желнина
© Государственный музей истории космонавтики им. К.Э. Циолковского, г. Калуга
Секция "Исследование научного творчества К.Э. Циолковского"
2010 г.

Известность К.Э. Циолковского в советском обществе росла, если и не стремительно, то неуклонно и к 1932 г. – году 75-летия со дня рождения ученого – достигла массовой отметки. Научная деятельность Циолковско-го получила признание на государственном уровне, что нашло выражение в представлении его к правительственной награде – ордену Трудового Красного Знамени, присвоении улице в Калуге, на которой он жил с 1904 г., его имени, передаче в дар нового большого благоустроенного дома, в повышении пенсии, издании двухтомника избранных трудов и в форсиро-вании в Дирижаблестрое работ по практическому осуществлению его идеи цельнометаллического дирижабля переменного объема. Советские газеты откликнулись на эти события потоком публикаций, которые существенно пополнили библиографию жизни и деятельности Циолковского. Другой информационный всплеск пришелся на сентябрьские дни 1935 г. и был связан с уходом ученого из жизни. До настоящего времени предметом изучения из всех газетных публикаций того периода была, по существу, только переписка К.Э. Циолковского с И.В. Сталиным. В совокупности и во всей полноте они как историко-биографический источник еще не изу-чались.

В докладе излагаются результаты исследования, проведенного с це-лью восполнить этот пробел. В ходе исследования решались задачи: ре-конструкция массива газетных публикаций; изучение структуры и состава заключенной в них информации и анализ ее содержания с точки зрения достоверности и полноты; раскрытие информационных возможностей га-зетных публикаций как исторического источника для изучения таких во-просов как – хроника последних дней жизни Циолковского и прощания с ним, общественный резонанс, вызванный его кончиной, история увекове-чения его памяти, особенности формирования и черты образа Циолковско-го в массовом сознании 1930-х годов.

Первая задача решалась в ходе библиотечных поисков, которые по-ка были ограничены просмотром только подшивок всех центральных, а также некоторых локальных и ведомственных газет. В их круг вошли: «Вечерняя Москва», «Гудок», «За индустриализацию», «Известия ЦИК», «Коммуна» (Калуга), «Комсомольская правда», «Красная звезда», «Лите-ратурная газета», «Литературный Ленинград», «На страже», «Пионерская правда», «Политотделец» (орган Дирижаблестроя), «Правда», «Рабочая Москва», «Техника». Важным ориентиром на данном – эвристическом – этапе исследования послужили два архивных собрания газетных вырезок, одно из которых принадлежало С.И. Самойловичу (хранится в фондах Го-сударственного музея истории космонавтики имени К.Э. Циолковского, ф. 4, оп. 1, д. 13 и д. 14), другое – неизвестному лицу (отложилось в Архиве Российской Академии наук, ф. 555, оп. 2, д. 94 и д. 95). По составу эти со-брания, в основном, перекликаются между собой и, в целом, достаточно полно отражают реальный массив публикаций, содержащихся в просмот-ренных газетах. Работа с ними затрудняется тем, что использованные их владельцами принципы оформления, систематизации и библиографиче-ских ссылок весьма произвольны и исключают четкий учет собранных материалов и возможность быстро найти нужную публикацию. В обоих собраниях отдельные вырезки наклеены по одной или по несколько на сшитые между собой листы тетрадей (у Самойловича) и самодельных аль-бомов (у неизвестного собирателя), причем, если в первом собрании вы-резки сопровождаются сокращенными записями выходных данных – на-звания газеты, номера и даты, то в другом - библиографические ссылки вообще отсутствуют.

В основу учета выявленных нами в ходе библиотечных поисков публикаций был положен хронологический принцип: публикации разных газет располагались по дням. В составленном перечне на сегодняшний день учтено около трехсот публикаций, хронологические рамки которых 09.09.1935-30.09.1935. Их распределение по дням весьма неравномерно. Так, суммарное количество публикаций прижизненных (09.09.1935-19.09.1935) и публикаций, последовавших начиная со второго дня после похорон Циолковского (23.09.1935-30.09.1935), составляет немногим бо-лее восьмидесяти, в то время как на первые три дня после его смерти (20.09.1935-22.09.1935) пришлось более двухсот публикаций.

По составу публикации представлены всеми тремя жанрами, свой-ственными периодике – информационным, аналитическим и художествен-но-публицистическим. Их варианты многообразны:

– сообщения о состоянии здоровья Циолковского, появившиеся в газетах 09.09.1935, на следующий день после перенесенной им хирургиче-ской операции и публиковавшиеся в течение одиннадцати дней;

– заметки и репортажи о посещении ученого в больнице представи-телями общественности и о его общении с ними;

– переписка Циолковского со Сталиным;

– официальные документы: сообщения о смерти Циолковского и отклики на это событие (степень их важности и актуальность публикаций подчеркивались их местоположением на страницах издания и рубрикаци-ей, многие из них заключались в траурную рамку); постановления об уве-ковечении памяти Циолковского; сообщения об организации похорон уче-ного;

– отчеты о похоронах, включая речи, произнесенные на траурном митинге, состоявшемся на месте захоронения;

– сообщения о мероприятиях, проводившихся с целью почтить па-мять Циолковского;

– статьи и заметки, освещавшие его жизненный путь и научные дос-тижения;

– воспоминания лиц, знавших ученого;

– материалы о состоянии работ по строительству в Дирижаблестрое модели оболочки дирижабля конструкции Циолковского, которые прово-дились с целью экспериментальной проверки теоретических оснований его проекта.

Значение этих уникальных материалов для историко-биографических исследований трудно переоценить. Содержащийся в них огромный фактический материал позволяет, прежде всего, реконструиро-вать события последних дней жизни Циолковского и первых дней после его смерти, которые в литературе до сих пор освещаются неполно и неточ-но. Раскроем информационный потенциал газетных публикаций для осве-щения некоторых конкретных тем, сделав оговорку о необходимости кри-тического отношения к используемым сведениям и их постоянной провер-ки. Для этого следует сопоставлять сведения из разных газет друг с дру-гом, а также привлекать для установления их достоверности другие источ-ники.

Состояние здоровья и смерть Циолковского. Последние одинна-дцать дней жизни Циолковского прошли в палате № 1 Калужской желез-нодорожной больницы, куда он был помещен 08.09.1935 и где ему вечером того же дня была сделана операция по поводу рака желудка. Операция под местным наркозом была проведена профессорами Московского клиниче-ского института А.В. Смирновым и Ф.М. Плоткиным, срочно доставлен-ными в Калугу на санитарном самолете. По сведениям корреспондента калужской газеты «Коммуна» А. Евстафьева, Циолковский разговаривал с хирургами во время операции, рассказывал об одном из своих предков: «Один из моих предков - казацкий бунтарь Наливайко, сражавшийся про-тив польской аристократии. <…> Следует ли мне бояться операции?». С момента поступления в больницу Циолковский неотступно находился под наблюдением врачей больницы Р.Е. Призанта, Н.И. Сироткина, М.И. Шве-довой, Е.А. Шефтера под руководством главного врача Н.И. Юрашкевича.

Первая ночь после операции с 08.09.1935 на 09.09.1935 прошла дос-таточно спокойно, больной спал, температура тела была нормальной 36,9°, пульс 90 ударов в минуту, слабого наполнения, мягкий, ритмичный, тоны сердца глухие. Замечались резко выраженная бледность лица и цианоз губ, сухой, обложенный язык, запах ацетона изо рта. Рана не беспокоила. В течение 09.09.1935 и 10.09.1935 состояние здоровья Циолковского остава-лось стабильно тяжелым, но больной находился в ясном сознании, стойко переносил болезнь, хотя настроение было заметно подавленным. 11.09.1935 он почувствовал себя бодрее, чем накануне, но ненадолго. Вскоре наступило «ухудшение сердечной деятельности в связи с прогрес-сированием раковой интоксикации и присоединившейся интоксикации на почве задержки мочи вследствие гипертрофии предстательной железы». К 13.09.1935 состояние здоровья Циолковского уже вызывало самые худшие опасения. Ночь на 13.09.1935 была практически бессонной, ученый спал с перерывами не более одного часа, пульс слабого наполнения участился до 105 ударов в минуту, появился озноб, был очевиден упадок сердечной деятельности. Вновь были срочно вызваны московские врачи. Прилетев-шим 13.09.1935 профессорам Плоткину и Кусакову удалось преодолеть кризис, в течение еще шести дней сердечная деятельность Циолковского поддерживалась инекциями стрихнина, камфары и введением физиологи-ческого раствора. В одну из минут облегчения он просил отвезти его «на Перемышльское шоссе», добавив: «Право, мне лучше будет, когда я увижу чудные места, которые я так люблю». (Циолковский неоднократно наве-щал в Перемышле семью шурина И.Е. Соколова и ему запомнилась живо-писная дорога в этот город и его окрестности). С 17.09.1935 состояние здоровья Циолковского расценивалось «как крайне тяжелое» и отмеча-лось, что оно «ухудшается все резче, общая слабость и истощение нарас-тают». За все время в больнице Циолковский ни разу не терял сознания и, судя по всему, чутко прислушивался к своему организму и был способен ощущать его жизненные резервы. Каждое утро он озвучивал свои ощуще-ния фразой: «Нет, сегодня я не умру». И только 19.09.1935 вместо этих слов Циолковский попросил вызвать родных. Как сообщалось в одной из газетных заметок, ему «стало особенно плохо». Ученый попрощался с пришедшими женой и дочерью М.К. Костиной, стараясь их ободрить; в 22:00 он уснул, в 22:10 пульс почти не прощупывался. Двадцать четыре минуты спустя, в 22:34, во время сна, Циолковский скончался – «от рака желудка при явлениях нарастающего упадка сердечной деятельности», как было указано в подписанном врачами Р.Е. Призантом, Н.И. Сироткиным, М.И. Шведовой, Е.А. Шефтером и Н.И. Юрашкевичем акте. В 23:00 у па-латы № 1 был выставлен почетный караул стрелковой железнодорожной охраны.

В ночь на 20.09.1935 скульпторами Баскаковым и Межековым с ли-ца Циолковского снята маска. После этого в присутствии врачей, лечивших ученого, была произведена процедура вскрытия тела Циолковского ассистентом кафедры патолого-анатомии 2-го Московского Государственного медицинского института Краевским и прозектором Калужской районной больницы Вусовичем. Вскрытием было «установлено, что больной страдал раком желудка, проросшим всю стенку и распространившимся по брюшине с последовавшим сужением просвета толстой кишки. Это повлекло за собой непроходимость кишечника, в силу чего был наложен кишечный свищ. Причиной смерти явился рак желудка, повлекший за собой глубокое расстройство питания с истощением и малокровием». При вскрытии тела Циолковского был изъят мозг «для передачи в Институт мозга». Первым впечатлением о его состоянии с корреспондентом газеты «Коммуна» поделился 21.09.1935 Краевский, который, основываясь на внешнем виде мозга, дал заключение «об исключительно хорошем состоянии мозговых сосудов». 22.09.1935 мозг Циолковского поступил в московский Институт мозга, в котором к тому времени находилось «более двадцати слепков мозга выдающихся людей: Куйбышева, Клары Цеткин, Сен-Катаямы, Менжинского, Луначарского, Мичурина, Маяковского, Анлдрея Белого, дирижера Сук, Собинова и др.». Некоторые подробности проведенных и предстоящих исследований сообщил профессор А.С. Чернышев: «Мозг К.Э. Циолковского будет тща-тельно изучен. В работах над ним примут участие 12 научных сотрудников института под общим руководством профессоров Саркисова и Филимоно-ва. 22-го мозг Циолковского был взвешен, вес его 1.350 граммов. Однако основное назначение и интерес представляет не вес мозга, а его строение. К изучению строения мозга мы приступаем 23-го, когда с него будет снята оболочка и сделан специальный слепок». Некоторые сообщения о пребы-вании Циолковского в больнице в газетах сопровождались фотоснимками ученого, сделанными в эти, последние, дни его жизни 14.09.1935 и 18.09.1935, авторами которых были, в частности, корреспонденты газет М. Поляновский («Известия»), Л. Бать («Вечерняя Москва») и Н. Скрябин («За индустриализацию»). Фотоснимки доставлялись «срочно в номер» на специальных самолетах.

Последние визиты. Посещение Циолковского в больнице корреспондентами, представителями общественности и партийных органов началось 12.09.1935; первыми посетителями стали В.А. Джапа-ридзе, начальник КБ 3 Дирижаблестроя («группы дирижабля Циолковско-го») и его сотрудник Д.В. Кольцов. Среди посетителей Циолковского в больнице следует назвать также Н.Ф. Ильина, Председателя шефского ко-митета по дирижаблестроению при ЦС Осоавиахима, который 14.09.1935 привез ученому высшую награду Осоавиахима - значок «За активную обо-ронную работу», и сотрудника КБ 3 Я.А. Рапопорта, навестившего ученого 16.09.1935. К Циолковскому были допущены также корреспонденты газет М. Поляновский («Известия», 14.09.1935) и П. Манн («Вечерняя Москва», 18.09.1935). В день 78-летия Циолковского, 17.09.1935, больница букваль-но осаждалась делегациями. Не будучи в силах встретиться с ними, уче-ный послал две записки – одну взрослым: «Прошу меня не беспокоить всякими вопросами, если хотите, чтобы я остался здесь. К.Э. Циолков-ский», другую - отряду пионеров: «Милые дорогие дети! Не задерживай-те моего выздоровления. Идите гулять. Ваш Циолковский».

Пожалуй, наиболее частым посетителем Циолковского, кроме жены и дочерей ученого, был секретарь Калужского райкома ВКП(б) Б.Е. Трей-вас, навещавший ученого трижды — 13.09.1935, 17.09.1935 и 19.09.1935 (судя по всему он, наряду с медицинским персоналом больницы, заве-дующей райздравотделом Силаевой, женой ученого и дочерью М.К. Кос-тиной, был последним, кто видел умирающего Циолковского). Причем первый визит Трейваса к Циолковскому 13.09.1935 буквально вошел в ис-торию. Именно на его фоне развернулся начальный акт переписки К.Э. Циолковского с И.В. Сталиным. Ее история была досконально изучена Н.А. Максимовской, которая впервые ввела в научный оборот рукописный коррелят письма Циолковского Сталину, известного до этого лишь по публикациям. Рукопись однозначно свидетельствует о том, что текст письма, за исключением двух последних предложений, написан не рукой ученого. Сам по себе этот факт не вызывает никаких вопросов, поскольку по свидетельству калужского журналиста Б. Монастырева, ученый про-диктовал свое письмо Сталину («<…> Его светлый ум продиктовал по-трясающее письмо вождю народа товарищу Сталину»). Однако внима-тельное изучение текста письма и особенностей рукописи дает повод к тому, чтобы усомниться в этом. Представляется, что Трейвас пришел к Циолковскому с уже готовым текстом письма и оставленным местом для подписи ученого (согласно графологической экспертизе, проведенной по инициативе Н.А. Максимовской, текст был записан рукой Б. Монастыре-ва). Циолковский же не ограничился просто подписью; вместо того, чтобы поставить ее под словом «Ваш» в готовом тексте, он приписал от себя еще одно предложение, после которого и расписался «Ваш Циолковский». В результате возникло некоторое несоответствие между основным – заго-товленным – текстом письма и припиской ученого, которое не могло ус-кользнуть от внимательных глаз читателей – дважды употребляется ме-стоимение «Ваш» и только после второго следует подпись Циолковского. Ср. текст в записи Б. Монастырева: «ЦК ВКП(б) – вождю народа – тов. Сталину. Мудрейший вождь и друг всех трудящихся, тов. Сталин! Всю свою жизнь я мечтал своими трудами хоть немного продвинуть человечество вперед. До революции моя мечта не могла осуществиться. Лишь Октябрь принес признание трудам самоучки; лишь Советская власть и партия Ленина-Сталина оказали мне действенную помощь. Я почувствовал любовь народных масс и это давало мне силы продолжать работу, уже будучи больным. Однако сейчас болезнь не дает мне закончить начатого дела. Все свои труды по авиации, ракетоплаванию и межпланетным сообщениям передаю партии большевиков и Советской власти – подлинным руководителям прогресса человеческой культуры. Уверен, что они успешно закончат эти труды. Всей душой и мыслями Ваш 13 сент. 1935 г.». И далее автограф Циолковского: «С последним искренним приветом всегда Ваш К. Циолковский». Совершенно очевидно, что если бы Циолковский сам диктовал текст для записи, то он сразу бы поставил свою подпись в конце фразы «Всей душой и мыслями Ваш» и не делал бы своего дополнения, которое, по существу, является ее излишним повторением.

Высказанные здесь соображения о том, что текст письма Циолковского Сталину не был продиктован ученым, а был заранее подготовлен Трейвасом (явно по рекомендации партийного и советского руководства из Москвы) ни коим образом не подвергают сомнению тот факт, что Циолковский является его соавтором, поскольку ученый, находясь в полном сознании и отдавая себе отчет в своих действиях, подписал его, причем подписал не формально или механически, а предпослал подписи свою приписку, тем самым не только авторизовав письмо, но и приняв участие в его составлении. Впервые текст письма Циолковского Сталину, вошедшего в литературу как научное завещание ученого, стал известен общественности 17.09.1935 по публикациям в газетах «Правда» и «Известия» (в последующие дни его перепечатали все центральные газеты, включая «Пионерскую правду»). Причем он был опубликован вместе с ответом Сталина: «Знаменитому деятелю науки товарищу К.Э. Циолковскому. Примите мою благодарность за письмо, полное доверя к партии большевиков и Советской власти. Желаю Вам здоровья и дальнейшей плодотворной работы на пользу трудящихся. Жму Вашу руку. И. Сталин». Узнав утром 17.09.1935 об этом ответе, Циолковский продиктовал (действительно продиктовал) несколько благодарственных слов: «Москва, товарищу Сталину. Тронут Вашей теплой телеграммой. Чувствую, что сегодня не умру. Уверен, знаю – советские дирижабли будут лучшими в мире», которые закончил собственноручно: «Благодарю товарища Сталина! Нет меры благодарить. Калуга 17 сентября 1935 г. К. Циолковский». Эти слова появились в прессе уже вечером 17.09.1935 в газете «Вечерняя Москва», но в несколько измененном виде «<…> Благодарю, товарищ Сталин, нет меры благодарности <…>» (этот измененный вариант был перепечатан всеми газетами и только в калужской «Коммуне» 18.09.1935 опубликован авторский вариант).

Во время своего посещения К.Э. Циолковского 13.09.1935 Б.Е. Трейвас также передал ученому привет от Н.С. Хрущева, секретаря Московского областного комитета ВКП(б) (в 1935 г. Калуга входила в со-став Московской области). Со слов Трейваса, ставших известными после смерти Циолковского, ученый расспрашивал его о Хрущеве, сказав затем: «Только такие люди, люди труда и крепкой воли создают новую жизнь. Напишите ему привет и благодарность». По свидетельству Трейваса Ци-олковский продиктовал письмо Хрущеву, приписав к продиктованному тексту несколько слов собственноручно: «Вся моя надежда на людей, по-добных Вам. Я всю жизнь рвусь к новым победам и достижениям. Вот по-чему только большевики меня понимают. Я бесконечно благодарен партии и Советскому правительству». Сегодня мы не располагаем никакими све-дениями ни о местонахождении этого документа, ни о его судьбе, мы даже не знаем, был ли он передан Трейвасом адресату. «Вторую жизнь» приве-денные выше цитаты Циолковского, известные только по сообщению Трейваса, получили в начале 1960-х годов после публикации в одном из номеров журнала «Юность»; в 1967 г. выдержка из них «Только люди, люди труда и крепкой воли создают новую жизнь. Я всю жизнь рвусь к новым победам и достижениям. Вот почему только большевики меня по-нимают. Циолковский» была увековечена в громадном настенном мозаич-ном панно работы А. Васнецова «Советские люди – покорители космоса», украсившим вводный зал Государственного музея истории космонавтики имени К.Э. Циолковского.

Во время пребывания в больнице Циолковский получил десятки те-леграмм с пожеланиями здоровья и поздравлениями по случаю 78-летия со дня рождения, одни из них приходили по почте, другие по телефону, среди них были телеграммы и звонки от редактора газеты «Известия ЦИК» Н.И. Бухарина (16.09.1935) и от Председателя Совета Народных Комисса-ров В.М. Молотова (17.09.1935). Утром 19.09.1935 пришла телеграмма от председателя Всесоюзного авиационного научного инженерно-технического общества «АВИАВНИТО» И.С. Уншлихта. Ученый откли-кался на все приходившие в его адрес пожелания и поздравления. Врачу Н.И. Сироткину, передавшему привет от В.М. Молотова, Циолковский прошептал: «Я надеюсь, что Вы хорошо поблагодарили товарищей за вни-мание». Когда были силы, он писал сам, например, работникам КБ 3: «Го-рячо благодарю за добрые пожелания, давшие мне новые силы на борьбу с болезнью. Приветствую рабочих, инженерно-технических работников третьего конструкторского бюро Дирижаблестроя с новыми большими достижениями претворения моих идей на пользу великой Советской стра-ны. Ваш Циолковский». В ответ на приветствия от имени москвичей и «рассказы о том, с каким нетерпением все ждут окончания постройки его дирижабля», переданные П. Манном, корреспондентом газеты «Вечерняя Москва», Циолковский послал записку: «Благодарю трудящихся СССР. Мои желания согласны с вашими. 18.09.1935 Циолковский».

Известие о смерти Циолковского и отклики на него. Увековече-ние памяти. Похороны. На следующий день после смерти ученого, 20.09.1935, все центральные газеты вышли с извещением в траурной рамке «Умер К.Э. Циолковский», которое было опубликовано от имени: Цен-трального Комитета ВКП(б) и Совета Народных Комиссаров СССР, Мос-ковского областного и городского комитетов ВКР(б), Мособлисполкома и Моссовета, Калужского районного комитета ВКР(б), Президиума Калуж-ского райисполкома и Президиума горсовета, Президиума Калужского районного совета профсоюзов, Центрального Комитета ВЛКСМ, Прези-диума Центрального Совета Осоавиахим СССР и РСФСР, Главного управ-ления Гражданского воздушного флота, командования и политуправления Дирижаблестроя, Президиума Центрального и Московского областного советов Общества изобретателей, Президиума Калужского районного со-вета профсоюзов, политотдела и управления Западной железной дороги, Калужской секции научных работников. К их соболезнованиям присоеди-нились Всесоюзное авиационное научное инженерно-техническое общест-во «АВИАВНИТО», Комитет по изобретательству при Совете Труда и Обороны, Центральный совет Всесоюзного общества изобретателей, Пре-зидиум Стратосферного комитета Центрального Совета Осоавиахима СССР, Пленум Центрального Совета Осоавиахима Украины, Всесоюзный совет научных инженерно-технических обществ и Всесоюзное межсекци-онное бюро инженеров и техников (за подписью академиков Г.М. Кржи-жановского, И.М. Губкина, Р.М. Вильямса, А.М. Терпигорева, инженеров П.П. Ротерта, В.П. Лебедева и др.), Президент Всесоюзной Академии наук А.П. Карпинский, Герои Советского Союза летчики Слепнев и Каманин и стратонавты Прокофьев, Зилле, Прилуцкий, а также Умберто Нобиле.

Одновременно было опубликовано постановление Центрального Исполнительного Комитета и Совета Народных Комиссаров Союза ССР «Об увековечении памяти К.Э. Циолковского», принятое ночью 20.09.1935 и подписанное Председателем ЦИК Союза ССР Г. Петровским, Председа-телем СНК Союза ССР В. Молотовым, Секретарем ЦИК Союза ССР И. Акуловым. Его текст гласил: «В целях увековечения памяти знаменитого деятеля науки, выдающегося теоретика воздухоплавания т[оварища] К.Э. Циолковского Центральный исполнительный комитет и Совет народных комиссаров Союза ССР постановляют: 1. Присвоить имя К.Э. Циолковско-го Московскому комбинату дирижаблестроения. 2. Поставить бюст-памятник К.Э. Циолковскому на территории Дирижаблестроя. 3. Учредить в Московском учебном комбинате дирижаблестроения 2 стипендии имени К.Э. Циолковского. 4. Учредить в Главном управлении Гражданского воз-душного флота ежегодную премию в 5 тысяч рублей за лучшие научно-исследовательские и научно-экспериментальные работы в области возду-хоплавания. 5. Предложить Главному управлению Гражданского воздуш-ного флота издать труды К.Э. Циолковского. 6. Расходы по похоронам К.Э. Циолковского принять на счет государства. 7. Назначить жене К.Э. Циолковского, В.Е. Циолковской пожизненную пенсию в размере 400 рублей в месяц». Постановление об увековечении памяти Циолковского принял также президиум Центрального Совета Осоавиахима, оно преду-сматривало: «1. Присвоить Калужскому аэроклубу имя товарища К.Э. Ци-олковского. 2. Учредить в Дирижабельном учебном комбинате стипендию им. К.Э. Циолковского. 3. Издать сборник о жизни и деятельности К.Э. Циолковского. 4. Установить ежегодную премию в 5000 рублей име-ни К.Э. Циолковского за лучшую научную работу в области дирижабле-строения, ракетного движения и освоения стратосферы». Центральный совет Всесоюзного общества изобретателей (ВОИЗ) сообщил о своем ре-шении в ознаменование памяти К.Э. Циолковского издать совместно с Главным управлением Гражданского воздушного флота автобиографию ученого. Кроме того, ЦС ВОИЗ учредил в Московском авиационном ин-ституте две стипендии имени Циолковского по специальности дирижабле-строения и постановил организовать на постоянной всесоюзной выставке по изобретательству «кабинет Циолковского».

После вскрытия тела и составления медицинского заключения по его результатам началась подготовка к прощанию с Циолковским в соот-ветствии с распоряжениями правительственной комиссии по организации похорон, созданной в 2 часа ночи 20.09.1935 в составе секретаря Прези-диума ЦИК РСФСР А.С. Киселева (председатель), председателя Мособл-исполкома Н.А. Филатова, начальника политуправления Гражданского воздушного флота (временно исполнявшего также обязанности начальника ГВФ) Н.Е. Доненко, председателя калужского райисполкома И.В. Масло-ва. Доступ к телу объявлялся открытым 20.09.1935 с 16:00 до 23:00, день похорон был назначен на 21.09.1935 в 17:00.

20.09.1935 на всех зданиях Калуги были вывешены красные флаги с черными полосами. На всех учреждениях и предприятиях в ночных сменах и во время обеденных перерывов прошли многолюдные траурные митинги. Среди откликов на кончину Циолковского, прозвучало и пожелание: «Рабочие завода НКПС и электромеханического завода хотят, чтобы город Калуга, символизирующий старую, лапотную губернию, был переименован в Циолковск». В калужском городском музее была создана специальная экспозиция, посвященная Циолковскому. В одной из школ города организован «кружок юных изобретателей и друзей авиации». Ми-тинги в память о Циолковском прошли и в ряде других городов СССР.

В 15:00 тело Циолковского было уложено в гроб, сделанный из лег-кого, белого металла и напоминавший «модель дирижабля». На левой сто-роне пиджака умершего – орден Трудового Красного Знамени и почетный значок Осоавиахима. В 16:30 гроб вынесен из больницы (Ильиным, Гро-зой – заместителем начальника Главного управления ГВФ, Трейвасом и Масловым), установлен на убранный чернокрасными полотнищами авто-мобиль, и траурное шествие направилось от железнодорожной больницы через весь город к Дворцу труда, вход в который украшал огромный порт-рет Циолковского. Один из очевидцев писал: «Надо видеть траурную про-цессию при переносе гроба прославленного калужанина из больницы в Дом союзов, чтобы понять, как любят рабочие и все трудящиеся Калуги смелого мечтателя о межпланетных путешествиях. Улицы запружены взрослыми и детьми с траурными знаменами, венками и цветами. В окнах магазинов портреты Циолковского».

Во Дворце труда гроб был установлен на высоком постаменте в центре колонного зала, каждая колонна которого была обрамлена двойной гирляндой живых цветов. Оркестр непрывно исполнял траурные мелодии. В первый почетный караул встали Ильин, Гроза, Трейвас, Маслов. «Лучшие ударники заводов Калуги, летчики и школьники» менялись в почетном карауле. Среди стоявших в почетном карауле у гроба Циолковского поименно назывались, кроме выше упомянутых, Д.В. Кольцов, Николай Ершов (председатель колхоза имени Молотова), «слепой рабочий-изобретатель Шалашов и старик-изобретатель Антон Волосевич», которые «пришли отдать последний долг своему другу». С 17:00 нескончаемой вереницей мимо гроба прошли калужане – рабочие и служащие, колхозники колхоза имени Молотова, где в конце декабря 1934 г. Циолковский читал лекцию «Как человек научился летать», и делегация «лучших ударников и ударниц» из деревни Железцово, в которой находился колхоз имени Циолковского. («Весь город пришел сюда отдать последний долг праху своего великого согражданина».) К 23:00 мимо гроба Циолковского прошло пятнадцать тысяч человек. Затем доступ к телу покойного был прекращен. У гроба на всю ночь вновь встал почетный караул «из друзей, учеников и сограждан покойного».

Утром 21.09.1935 в Калугу прибыли члены правительственной комиссии по организации похорон, «делегация московских ученых», воинские части. Прощание с телом ученого продолжалось. Курсанты Мос-ковского авиационного техникума, многочисленные гости и земляки уче-ного становились в почетный караул, поочередно сменяя друг друга. По-следние почести Циолковскому отдали приехавшие из Москвы двести пятьдесят летчиков и парашютистов Дирижаблестроя и гражданской авиа-ции. В последнем почетном карауле - Киселев, Доненко, Хорьков (началь-ник Дирижаблестроя), Трейвас. Бригада Союзкинохроники снимала «про-щание трудящихся Калуги с прахом знатного гражданина своего города» (фильм «Великий ученый великого народа» вышел на экраны вскоре после похорон). Художник Горелов, командированный в Калугу московским союзом художников, сделал эскизы картины «Циолковский в гробу» (ныне картина хранится в фондах ГМИК).

В 14:30 доступ к телу К.Э. Циолковского прекращен; у тела покой-ного остались только родственники и друзья.

В 15:40 Киселев, Болдырев (член президиума Мособлисполкома), Халатов (председатель Всесоюзного общества изобретателей), Доненко, Трейвас и Маслов на руках вынесли гроб из Дворца труда. Маршрут тра-урной процессии пролег: от Дворца труда по улице Пушкина к площади Ленина, далее по ул. Революции к Советской площади, затем к Театраль-ной площади, оттуда на ул. Циолковского к дому № 1, в котором ученый жил последние два года, и, наконец, в Загородный сад – место его погре-бения. Очевидцы так описывали это шествие и свои ощущения: «Послед-ний путь Константина Эдуардовича Циолковского лежал через весь город. Непрерывными шпалерами стояли калужане, прощаясь с прахом самого замечательного человека своего города. Впереди всей процессии ехал ав-томобиль, нагруженный полевыми цветами, собранными колхозниками и колхозницами Калужских колхозов для того, чтобы отмечать душистыми, цветочными вехами последний путь ученого. Процессия шла медленно. <...> По небу кружились самолеты, посылая последний прощальный при-вет. У дома Циолковского, на улице, носящей его имя, процессии на неко-торое время остановилась. Множество народа стояло в полной тишине и неподвижности. Как-то не верилось, что жизнерадостного, большого и прекрасного человека уже не было в живых. <...> Процессия шла в Заго-родный сад, где бренная земля должна была принять прах человека, дер-завшего мечтать о завоевании межпланетных миров. <...> Цветы (их так любил при жизни Константин Эдуардович Циолковский) ярким тяжелым ковром покрывали гроб и постамент. Изобретательница орденоносец Ни-канорова возложила на грудь Циолковского значок лучшего изобретателя. Это была немая клятва живых продолжать дело умершего». Шествие со-провождали «почетные отряды Дирижаблестроя и красноармейских час-тей».

В 17:10 в Загородном саду начался траурный митинг. С речами на нем выступили: от имени ЦК ВКП(б) и правительства Киселев («Жизнь Циолковского – образец преданности Родине»), от Гражданского воздуш-ного флота Доненко («Константин Эдуардович жил и трудился для наро-да»), от Московского областного комитета ВКП(б) и Мособлисполкома Болдырев («Твое дело будет доведено до конца»), от Всесоюзной Акаде-мии наук член-корреспондент Академии профессор Голубев («Для ученых в СССР созданы все условия»), от Калужского райкома ВКП(б) Трейвас. Из речи Трейваса: «Умер знаменитый человек нашей эпохи, выдающийся деятель науки, великий сын великого народа. Калуга потеряла в лице Кон-стантина Эдуардовича своего самого знатного человека. И мы вместе со всей страной склоняем свои большевистские, пролетарские знамена над гробом непартийного большевика, родного всем нам, близкого Константи-на Эдуардовича. Перед смертью все свои работы, замыслы, проекты Кон-стантин Эдуардович передал в верные реки большевиков. И мы уверенно скажем: "Ты не ошибся. Тысячи смелых усов, тысячи горячих сердец, ты-сячи умелых рук, вдохновляемые величайшим гением эпохи Сталиным, довершат твои великие замыслы". Свое краткое слово закончу словами поэта: И взлетят, сомненья в этом нет, \ Унося приборы и пакеты \ Для ис-следования планет \ Имени ученого ракеты. \ Потому что яркий путь вста-ет \ Для ученых, движущих науку \ Потому что Сталин подает \ Всем та-ким, как Циолковский, руку. Спи спокойно, родной Константин Эдуардо-вич, твои дирижабли будут реять над великой советской землей». После выступлений на малой высоте над самыми кронами деревьев Загородного сада пронеслись самолеты особой эскадрильи Гражданского воздушного флота, сбросив листовки с автобиографией Циолковского и его перепис-кой со Сталиным, букет живых цветов и прощальное письмо Циолковско-му от имени работников ГВФ.

В 17:45 траурный митинг объявлен закрытым, в 17:50 гроб опущен в могилу под ружейный салют и звуки «Интернационала». Шествие мимо могилы открыли осоавиахимовцы, закончилось оно уже в сумерках. Заго-родный сад и все улицы вокруг него были заполнены людьми. В похоро-нах Циолковского приняли участие свыше пятидесяти тысяч человек. («Город никогда не видел на своих улицах такого количества людей. 72 тысячи населения насчитывает Калуга. Из них три четверти шли за гро-бом, провожая Циолковского в последний путь».)

Митинг, состоявшийся в калужском Загородном саду, московская радиостанция имени Коминтерна «передавала по всему свету». (Во время погребения не обошлось без печального упущения – с пиджака покойного забыли снять орден Трудового Красного Знамени и осоавиахимовский значок, поэтому ночью пришлось вскрыть могилу, склеп и замурованный в нем гроб.)

Прощание с Циолковским было запечатлено в десятках фотосним-ков, которые 20.09.1935-22.09.1935 публиковались практически во всех центральных газетах и в калужской «Коммуне».

Поздно вечером 21.09.1935 делегация работников Дирижаблестроя посетила редакцию газеты «Коммуна» с отчетом о состоянии работ по строительству модели дирижабля Циолковского; 22.09.1935 ими была произведена упаковка бумаг личного архива Циолковского в опечатанные затем ящики с целью отправки их в Москву; тогда же члены правительственной комиссии по организации похорон Циолковского посетили семью ученого. Было принято решение направить его внуков Вениамина и Всеволода в литературный и энергетический институты, а внучку Веру в сельскохозяйственную академию. Бригада «Союзкинохроники» продолжала съемки дома и сада Циолковского, построенных им моделей оболочки дирижабля и его архива. В тот же день, 22.09.1935, члены семьи Циолковского обратились с письмом к И.В. Сталину: «Москва, Кремль, тов[арищу] Сталину. Родной наш Иосиф Виссарионович! Большое горе, глубокую скорбь принесла нам смерть нашего мужа, отца, деда, нашего общего друга и учителя. На наших глазах прошла его прекрасная жизнь, полная упорного труда и тяжелых лишений, полная напряженной борьбы за технику грядущих эпох, за счастливое будущее человечества. Старшие из нас плечо к плечу с ним переносили все трудности, по мере сил помогали ему преодолевать их. Но только Великий Октябрь разрушил стены, о которые разбивалась творческая мысль Константина Эдуардовича. Действенная помощь, оказанная ему партией и советской властью, любовь, которой окружили его трудящиеся, поддерживали его, вдохновляли его до последних дней жизни. Уже со смертного одра он писал Вам об этом, товарищ Сталин. Искренняя теплота, дружеское внимание, оказанное Вами Константину Эдуардовичу и нам, его близким, помогает нам в глубоком горе. Мы знаем, что дело Константина Эдуардовича в верных руках, что он не ошибся, передав свои труды партии Ленина-Сталина и советской власти. Каждый из нас, от 78-летней вдовы Константина Эдуардовича – Варвары Евграфовны – до 8-летнего внука – Леши, - уже решившего стать пилотом "дедушкиного дирижабля", - все мы готовы отдать все силы, а если понадобится, то и жизнь, на укрепление нашей социалистической родины. Мы знаем, что только великому СССР, только партии Ленина – Сталина под силу осуществить даже сказочные замыслы незабвенного нашего мужа, отца, дедушки. Варвара Циолковская. Мария Константиновна Костина. Вениамин Костин. Вера Вениаминовна Костина. Всеволод Вениаминович Костин. Вениамин Вениаминович Костин. Мария Вениаминовна Костина. Леша Костин. Владимир Киселев. Ефим Киселев». Подпись Л.К. Циолковской отсутствовала, и вряд ли это было случайностью. Любовь Константиновна – член РСДРП (меньшевиков) с 1904 г., несгибаемая социал-демократка, последователь идей и принципов Г.В. Плеханова, явно не разделяла ни верноподданическое содержание, ни слащавый тон процитированного письма.

Освещение последних дней жизни Циолковского и его похорон раз-ворачивалось на фоне откликов на смерть ученого, которые наряду, с со-болезнованиями, содержали клятвенные заверения представителей разных кругов советской общественности в том, что они претворят идеи ученого в жизнь («Твои труды будут продолжены», «Тысячи живых продолжат дело умершего», «Дело его будет жить», «Создадим звено планеров им. Циол-ковского»). В этом ключе было и решение Стратосферного комитета Осо-авиахима СССР «построить в 1936 году 3 ракеты с реактивными двигате-лями». Предполагалось, что «эти ракеты смогут подняться на высоту от 30 до 70 тысяч метров», и далее: «Ракеты решено назвать именами товарищей Сталина, Ворошилова и Циолковского. В работах по проектированию этих ракет принимают участие инженеры Полярный, Феничев, Прокофьев, Оганесов и др.». Также участники XI Всесоюзного слета планеристов кля-лись, скорбя «по поводу смерти знаменитого деятеля науки К.Э. Циолков-ского, <…> с большевистской настойчивостью и энергией <…> работать над дальнейшим укреплением могуществ нашего славного советского воз-душного флота». Особенно много таких заверений в публикациях работ-ников Дирижаблестроя («Дирижабль Циолковского будет построен», «Ди-рижабль Циолковского будет реять над страной», «Вся страна следит за нашей работой», «Идея Циолковского претворится в жизнь», «С честью разрешим поставленную задачу»). 21.09.1935 коллектив Дирижаблестроя обратился с открытым письмом к И.В. Сталину: «Дорогой, любимый Ио-сиф Виссарионович! С затаенным дыханием каждый из нас, работников Дирижаблестроя, читал Ваше преисполненное теплотой письмо знамени-тому деятелю науки товарищу К.Э. Циолковскому. Наш коллектив рабо-чих, инженеров и техников уже несколько лет работает неустанно над осуществлением одной из идей знаменитого ученого самоучки К.Э. Циол-ковского, над созданием первого опытного цельнометаллического дири-жабля. В условиях царской России эта гениальная идея Циолковского встречала лишь пренебрежительное отношение правящих кругов ученых чиновников, похоронивших ее в недрах своих департаментов. Только в условиях советской власти, в условиях внимательного и бережного отно-шения нашей партии, ее Центрального комитета и лично Вашего, товарищ Сталин, к научной деятельности всех творцов науки, в том числе и Кон-стантина Эдуардовича Циолковского, эта идея начинает претворяться в жизнь. Преодолевая огромные трудности, мы в деле создания цельноме-таллического дирижабля продвинулись настолько вперед, что берем на себя смелость заверить Вас и в Вашем лице нашу великую партию и ее ЦК в том, что уже в ближайшее время наша страна получит первый цельноме-таллический воздушный корабль. Ваше письмо Константину Эдуардовичу, показывающее всему миру, насколько высоко партия ценит труды Циол-ковского, воодушевляет нас на новые подвиги и обязывает работать еще лучше. Мы, партийные и беспартийные большевики Дирижаблестроя за-веряем Вас, что в указанные партией и правительством сроки закончим работы по созданию первого цельнометаллического дирижабля и тем са-мым продвинем далеко вперед советское дирижаблестроение». Не прихо-дится сомневаться в искренних намерениях писавших построить дири-жабль Циолковского. Но вряд ли они тогда правильно оценивали свои тех-нические возможности и степень реализуемости теоретических положений Циолковского на практике. Во всяком случае, строившейся в 1935 г. и ис-пытывавшейся до 1938 г. моделью оболочки дирижабля его системы обор-валась история попыток доказать практическое значение трудов ученого по воздухоплаванию, которые с 1924 г. предпринимались за пределами его собственной мастерской. Обещанный И.В. Сталину «первый цельнометал-лический дирижабль» «в указанные партией и правительством сроки» по-строен не был.

Публикации в газетах сентября 1935 г. представляют собой не толь-ко поистине неисчерпаемый источник для изучения истории увековечения памяти Циолковского, основываясь на них, можно не только понять отно-шение к Циолковскому партийных органов, советской власти и общества в целом. Огромная доля публикаций пришлась на статьи и заметки, в кото-рых освещался жизненный и творческий путь Циолковского и которые положили начало его посмертной библиографии. Среди их авторов из-вестные и малоизвестные журналисты, первые биографы ученого Н.А. Рынин, Я.И. Перельман, Н.Д. Моисеев, заместитель начальника и главный инженер Реактивного научно-исследовательского института Г.Э. Ланге-мак, председатель Ленинградской ГИРД профессор М. Мачинский, на-чальник КБ 3 Дирижаблестроя В.А. Джапаридзе, кинорежиссер В.Н. Жу-равлев. Многие из них лично знали Циолковского, неоднократно встреча-лись с ним, состояли в переписке. Некоторые из авторов впоследствии на-всегда связали свои судьбы с разработкой научного наследия К.Э. Циол-ковского – М.К. Тихонравов, И.А. Меркулов, Б.Н. Воробьев, В.А. Семе-нов. При некоторых отличиях, с точки зрения биографических подробно-стей и точности их изложения, все эти статьи писались по одной схеме: краткий обзор основных этапов жизненного пути и научных трудов Циол-ковского и подчеркнутое противопоставление жизни и деятельности уче-ного до и после революционного переворота в октябре 1917 г. Вот не-сколько характерных примеров авторских комментариев к этому сюжету: «Циолковский, этот великий ученый-изобретатель, который своими тру-дами по авиации, своими гениальными расчетами и теорией ракетного аппарата перекликается с[о] столетиями, тяжело и опасно для своего воз-раста заболел. Перед глазами проходит вся его жизнь. Тяжелая, но богатая жизнь. Убийственное безразличие к его научной деятельности в дорево-люционное время. О, это они умели - господствующие эксплоататорские классы России! Сколько гениальных ученых погибло в царской России! Сколько талантливых людей, не успев расцвести, увяло! Цари и не замети-ли, что в старинном губернском городе в Калуге живет и работает человек, имя которого многие и многие поколения человечества будут вспоминать с величайшей гордостью. Великая пролетарская революция подняла гени-ального самоучку на щит. <...> Революция помогла Циолковскому про-должать самое заветное дело его жизни – научную работу над завоеванием межпланетных пространств. <...> Но болезнь мешает Циолковскому за-кончить работу. Над решением этих проблем, которые придадут миру крылья надо еще долго, долго и упорно работать. Кому доверить это вели-кое дело? Кому? И дрожащей рукой Циолковский пишет свое завещание вождю народа, товарищу Сталину. Сколько в этом письме безграничного доверия, уважения и любви к двигателю всемирного прогресса – к партии большевиков и советской власти! <...> Счастливая мы страна и счастливый мы народ. Мы, и только мы, являемся гарантией, что культура не погибнет и что человечество освободится от варварства, чтобы отдать все свои силы на покорение сил природы. Вся наша страна стоит у изголовья больного знаменитого деятеля науки товарища Циолковского и вместе с товарищем Сталиным она ему говорит: желаю Вам здоровья и дальнейшей плодо-творной работы на пользу трудящихся». «Сатрапы из ведомства просве-щения, чиновники из немногочисленных научных обществ никак не могли допустить, чтобы уездный учитель мог мыслить и говорить как ученый, смел доказывать какие-то свои научные теории. Над Циолковским смея-лись, считали его маниаком, чудаком. Но Циолковский, выросший в нуж-де, по болезни не получивший даже законченного образования, все же продолжал упорно заниматься научной работой. <...> Чиновному мещан-ству не удалось сломить железной воли Циолковского. <...> Советская власть заметила и оценила великого ученого. <...> Страна Советов не жа-леет ни средств, ни сил, чтобы осуществить то, что изложено в теоретиче-ских работах ученого. <...> И скоро, скоро цельнометаллический дири-жабль Циолковского полетит в заоблачное пространство». «Жизнь Циол-ковского до революции – это обвинительный акт против русской буржуаз-ной интеллигенции, которая живым бросила в могилу выдающегося уче-ного его времени и набросала земляной холм на могиле, из которой време-нами вырывались заглушенные стоны. <…> Рабочий класс нашел и оце-нил этого тихого, странного на вид, глуховатого человека, <…> И про-живший всю свою жизнь в Калуге мыслитель, далекий от революции, от политической борьбы увидел теснейшую связь между победой рабочего класса и своей личной победой. <…> Он и сам уходил от жизни как боль-шевик, до последней минуты думающий о пролетарской революции, о со-циализме, о своей партии. <…> Как личное счастье он пережил пролетар-скую революцию, как спасение для своих формул и идей, столь ценных для человечества. <…> И пролетарская революция склоняет свои боевые знамена, отдавая последние почести большевику мысли и науки – Кон-стантину Эдуардовичу Циолковскому». «Непризнанный царской Россией ученый-самоучка и "фантазер" только при Советской власти получил воз-можность реализовать свои великие идеи. <...> Миллионы вкладывают наша партия и правительство для осуществления идей Циолковского. <...> Только в нашей стране, руководимой коммунистической партией, возмож-на такая огромная помощь и внимание для осуществления великих идей, движущих прогресс человечества вперед. Циолковский умер, но его идеи живут».

Приведенные примеры – наглядное подтверждение незаменимости материалов прессы в качестве источника, необходимого при анализе исто-рии нашего общества, а также для понимания степени идеологизации и политизации науки в сталинскую эпоху, которые проявлялись, в частно-сти, в «навешивании ярлыков» – одним ученым с положительным, просо-ветским, содержанием, как Циолковскому (например, «разведчик вселен-ной», «гениальный самоучка», «великий энтузиаст», «великий друг орли-ного племени советских воздухоплавателей», «научный стратег борьбы за стратосферу», «большевик мысли и науки», «профессор СССР»), другим – с отрицательным, антисоветским, как, например, историку С.Ф. Платоно-ву, генетику Н.И. Вавилову, инженерам-ракетчикам И.Т. Клейменову, Г.Э. Лангемаку, В.П. Глушко, С.П. Королеву («враг народа», «вредитель», «агент иностранных государств», «контрреволюционер», «троцкист»).

В угоду политическим пристрастиям допускалась элементарная ис-торическая несправедливость оценок. Оказать практическую поддержку идеям, содержавшимся в трудах Циолковского по космонавтике, до конца 1920-х годов не была готова ни одна страна мира, в том числе и Россия, независимо от того, кому в ней принадлежала власть. Что касается заинте-ресованных откликов общественности на теоретические работы, обосно-вывавшие возможность ракетно-космического полета, то они с 1912 г. впервые в мире имели место в среде именно российской («буржуазной») интеллигенции, и их волна, несомненно, набрала бы силу и не прервалась до 1923-1924 гг., если бы не первая мировая война, не революции 1917 г. и не гражданская война 1918-1920 гг.

Отрицательные отзывы «царских ученых», в частности, Н.Е. Жу-ковского, на строившиеся Циолковским модели оболочки дирижабля его системы (кстати, на деньги в сумме 400 рублей, выделенные Обществом содействия успехам опытных наук и их практических применений им. Х.С. Леденцова), полностью совпадали с мнением самого К.Э. Циолковского. Он сам считал свои модели неудавшимися, негерметичными, «неэластич-ными», то есть не способными служить доказательством возможности осуществить на практике задуманную им оболочку аэростата гигантских размеров, скроенную из отдельных, соединенных между собой, гофриро-ванных металлических листов, которая была бы газонепроницаемой, прочной и при этом постоянно меняла бы свой объем. Поэтому отказ в 1915 г. Центрального военно-промышленного комитета выдать Циолков-скому 25000 рублей на строительство опытного дирижабля, предназначен-ного для полета людей, представляется вполне аргументированным и взвешенным решением, смысл которого заключался в том, чтобы избежать неэффективной траты денег, а вовсе не в том, чтобы «живым бросить в могилу изобретателя-самоучку».

Сомнения в достаточной разработанности теоретических и техноло-гических оснований проекта дирижабля Циолковского, высказывавшиеся представителями «царской науки», полностью разделялись многими со-ветскими учеными, например, специалистами ЦАГИ, в том числе акаде-миком Б.Н. Юрьевым. Эти сомнения нашли четкое и недвусмысленное выражение в выводе, сделанном в начале 1970-х годов и полностью отно-сящемся к его работам по воздухоплаванию: «Теоретические соображения Циолковского о путях реализации научных открытий всегда носили иллю-стративный характер. Здесь он, как правило, опирался на технику будуще-го. Его схемы, хотя они и представлялись как бы эскизными, нельзя рас-сматривать как рабочие проекты для их передачи в производство». Так что обвинять «царскую Россию» в том, что она не построила дирижабль «по проекту Циолковского», значит грешить против исторической правды. И это следует помнить, читая советские газеты сентября 1935 г.