ПРИЕЗЖАЛ ЛИ С.П. КОРОЛЕВ К К.Э. ЦИОЛКОВСКОМУ В КАЛУГУ В 1929 Г.? НЕКОТОРЫЕ ИТОГИ СОРОКАПЯТИЛЕТНЕЙ ДИСКУССИИ (1966–2011)

© Т.Н.Желнина
© Государственный музей истории космонавтики им. К.Э. Циолковского, г. Калуга
Секция "Исследование научного творчества К.Э. Циолковского"
2011 г.

Приезжал ли Сергей Павлович Королев в 1929 г. в Калугу к Константину Эдуардовичу Циолковскому? Пожалуй, нет в новейшей истории космонавтики более обсуждаемого вопроса, чем этот. Споры вокруг него не утихают уже более четырех десятилетий.

Впервые сведения о приезде Королева к Циолковскому появились в публикациях 1966 г. Наиболее ранней из них была статья О. Дидоренко «Циолковский, Королев, Калуга», опубликованная в калужской газете «Знамя» 12 дней спустя после кончины С.П. Королева. Она была написана на основе рассказа директора Государственного музея истории космонавтики А.Т. Скрипкина о его трех встречах с С.П. Королевым в 1962–1965 гг. По словам А.Т. Скрипкина, Генеральный конструктор не только интересовался делами, связанными с созданием в Калуге музея, в котором было бы представлено научное наследие Циолковского, но и поделился воспоминаниями о своем приезде к теоретику космонавтики. Вот это место: «Тридцать с лишним лет назад состоялась эта встреча. Молодой инженер и летчик Сергей Королев приехал в старинный русский город над Окой повидаться с тем, кто увлек его дерзновенной своею мечтой о полетах к звездам… Обаятельность и убежденность Циолковского — вот что произвело на меня сильнейшее впечатление, — рассказывал Скрипкину Сергей Павлович. — Простой и мудрый старик сидел тогда в кресле с самодельною слуховой трубой в руке, и молодой энтузиаст ракетно-космической техники делился с ним первыми заботами группы изучения реактивного движения — знаменитого впоследствии ГИРДа». Дата приезда «молодого инженера и летчика» Королева в город над Окой не называлась, но ясно, что имелось в виду время после организации ГИРД в сентябре 1931 г.

В апреле 1966 г. около полутора десятков газет — центральных, областных и республиканских — опубликовали сокращенную запись беседы журналиста Агентства печати «Новости» А.П. Романова с С.П. Королевым, которая состоялась 30 ноября 1963 г. В ней Сергей Павлович рассказывал уже сам: «Одно из ярких воспоминаний в моей жизни — это встреча с Константином Эдуардовичем Циолковским. <...> Шел [19]29 год. Мне исполнилось тогда что-то около 24-х [лет] [В 1929 г. С.П. Королеву было 22 года — Т.Ж.]. Вместе с друзьями мы уже тогда увлекались самолетостроением, разрабатывали небольшие собственные конструкции. <...> Собственно говоря, после взволновавшей нас [здесь и далее выделено мной — Т.Ж.] встречи с Циолковским мы с друзьями и начали активные действия и даже практические опыты <...> 40 лет назад я мечтал летать на самолетах собственной конструкции. А всего через 7 лет после этого, после встречи с К.Э. Циолковским, беседа с которым, как я уже говорил, произвела на меня огромное воздействие, [я] решил строить только ракеты. Константин Эдуардович потряс тогда нас своей верой в возможность космоплавания. Я ушел от него с одной мыслью — строить ракеты и летать на них». Позднее стало известно, что Романов записал беседу с Королевым по памяти, но Сергей Павлович получил от него один экземпляр машинописной копии текста, прочел его и вернул со своей правкой, авторизовав, таким образом, запись, сделанную журналистом.

И, наконец, в 1980-е годы были опубликованы собственноручные записи Королева 1952–1955 гг.: «С 1929 года, после знакомства с К.Э. Циолковским и его работами начал заниматься вопросами специальной техники»; «В 1929 г., познакомившись с К.Э. Циолковским, стал заниматься работами в области специальной техники»; «В 1929 году после знакомства с К.Э. Циолковским начал заниматься спецтехникой»; «Еще в 1929 году я познакомился с К.Э. Циолковским и с тех пор я посвятил свою жизнь этой новой области науки и техники, имеющей огромное значение для нашей родины». Процитированные строки из автобиографий Королева и его заявления в Главную военную прокуратуру СССР дополнялись стенограммой его выступления 23–24.10.1956 г. на партконференции ОКБ-1: «В 1929 г. познакомился с работами Циолковского и с Циолковским, после этого решил заниматься новой техникой». В приведенных цитатах нет ни слова о поездке Королева в 1929 г. в Калугу, но иначе как посетив Константина Эдуардовича в его калужском доме, тогда познакомиться с ним было невозможно. Следовательно, знакомство с Циолковским в 1929 г. естественно предполагало встречу с ним в Калуге.

Неискушенный читатель вряд ли нашел бы повод усомниться в этих, сообщенных Королевым, сведениях. А вот многие исследователи — биографы как Королева, так и Циолковского — сразу заметили в автобиографических воспоминаниях Сергея Павловича два несоответствия.

Во-первых, утверждение Королева о том, что решение заняться вопросами ракетной техники пришло к нему в 1929 г. после знакомства с Циолковским, противоречит прожитой Сергеем Павловичем жизни. «Спецтехникой» Королев начал заниматься не в 1929 г., а в 1931 г. Фраза из его беседы с Романовым «Я ушел от него [от Циолковского] с одной мыслью — строить ракеты и летать на них», вынесенная в одной из публикаций даже в заголовок, вообще повисает в «биографической пустоте». Мало того, что в реальной истории жизни Королева до 1931 г. «мысль» о строительстве ракет никак не материализовалась, но и в 1931–1933 гг. все его внимание, как конструктора, было сосредоточено не на ракетах, а на планере, пригодном для установки на нем ракетного двигателя. К строительству ракет (крылатых) Королев приступил только в 1934 г. Этот факт биографии Королева никак не согласуется с интонацией одержимости мыслью о ракетах с 1929 г., которая буквально пронизывает запись А.П. Романова.

Во-вторых, сведения о знакомстве Королева с Циолковским в 1929 г. не встречаются ни в каких других исторических источниках, кроме мемуарных. Больше того, они не повторяются даже в ситуациях, которые, казалось бы, прямо располагали Королева к воспоминаниям о поездке к Циолковскому. Пример, ставший почти классическим: в первой половине 1960-х годов Королев рассказал Скрипкину и Романову о своей встрече с Циолковским в Калуге, зато ни словом не обмолвился о ней в 1957 г., когда вместе с женой, друзьями и соратниками посетил Дом-музей ученого, тот самый дом, в котором встреча должна была состояться и пребывание в котором неизбежно должно было бы вызвать ностальгическое настроение.

Названные несоответствия, естественно, вызвали у многих сомнения в связи с автобиографическими воспоминаниями С.П. Королева о его встрече с К.Э. Циолковским в Калуге в 1929 г. Вместе с тем, немало людей приняли их безоговорочно.

«По разные стороны» дискуссии оказались даже ближайшие родственники Сергея Павловича. Среди тех, кто подтверждает его воспоминания, его мать Мария Николаевна Баланина и дочь Наталия Сергеевна, которые уверяют, что он сам рассказывал им о поездке к Циолковскому в Калугу. (Правда, по словам Я.К. Голованова, М.Н. Баланина первоначально говорила ему, что никогда не слышала от сына никаких рассказов о калужской встрече с Циолковским.) Зато Ксения Максимилиановна Винцентини (супруга Сергея Павловича в 1931–1946 гг.) и Нина Ивановна Королева (супруга Сергея Павловича в 1947–1966 гг.) категорически отрицают факт поездки Королева в Калугу в 1929 г.

К тем, кто принял воспоминания С.П. Королева «на веру», относятся его друг и соратник, доктор технических наук Михаил Клавдиевич Тихонравов, журналисты Александр Петрович Романов и Владимир Владимирович Соловьев, историк ракетной техники и космонавтики Юрий Васильевич Бирюков.

Сюжет о встрече Циолковского и Королева в Калуге запечатлен в кадрах двух художественных фильмов «Укрощение огня», (режиссер Д.Я. Храбровицкий, 1972) и «Королев», (режиссер Юрий Кара, 2007). Ему посвящен документальный фильм Ады Петровой «Есть в Калуге перекресток...» (1985).

Среди тех, кто считает необходимым опираться на объективные факты, не художники слова, а исследователи-биографы, которые основываясь на архивных документах, буквально «на атомы» разложили прожитую Королевым жизнь, подробно раскрыв мотивы и содержание его деятельности и показав особенности его характера: журналист Ярослав Кириллович Голованов, доктор технических наук, историк ракетной техники и космонавтики Георгий Степанович Ветров, директор Мемориального Дома-музея академика С.П. Королева Лариса Александровна Филина. Ими высказаны серьезные соображения, убеждающие в том, что автобиографические воспоминания Королева о встрече с Циолковским в 1929 г., за которой сразу же последовала его работа в ракетной технике, находятся в необъяснимом противоречии с исторической реальностью.

Их позицию разделяют ученый секретарь Государственного музея истории космонавтики имени К.Э. Циолковского (ГМИК) Наталия Григорьевна Белова и главный хранитель ГМИК Людмила Алексеевна Кутузова; внук К.Э. Циолковского Алексей Вениаминович Костин также сомневался в том, что в 1929 г. состоялась встреча его деда с С.П. Королевым.

Объективно позиция сомневающихся выглядит очень убедительной. Это позиция ученых, которые руководствуются принципом: мемуары - только материал для истории, но еще не история.

В процессе обсуждения вопроса об отношении к воспоминаниям Сергея Павловича нередко раздавались и раздаются возгласы: имеем ли мы право подвергать сомнению утверждения САМОГО Королева? Вопрос некорректен и позаимствован из разговоров на бытовом уровне. В научной дискуссии допустима одна-единственная формулировка вопроса: имеем ли мы право использовать в исследовании исторические источники, в том числе источники личного происхождения, не изучив их предварительно с точки зрения достоверности содержащихся в них сведений. Ответ очевиден — такого права мы не имеем. И САМ С.П. Королев был с этим согласен.

В начале 1963 г. С.П. Королеву была передана копия письма А.Л. Чижевского директору издательства АН СССР, в котором Александр Леонидович утверждал, что «книга Ю.В. Кондратюка ["Завоевание межпланетных пространств"] в 1929 г. написана профессором Ветчинкиным и техник Ю.В. Кондратюк имел о ракетодинамике и космонавтике самое отдаленное представление». Далее А.Л. Чижевский высказывался против переиздания книги Ю.В. Кондратюка, считая, что «это просто никак не допустимо по отношению к памяти К.Э. Циолковского и Ф.А. Цандера». Ознакомление С.П. Королева с письмом имело целью узнать его мнение по поводу позиции А.Л. Чижевского. В то время в издательстве «Наука» готовился сборник трудов пионеров космонавтики, и мнение Королева по вопросу включать или не включать в него работу Кондратюка могло стать решающим. В резолюции С.П. Королева на письме А.Л. Чижевского совершенно недвусмысленно высказана мысль о необходимости критического изучения личных свидетельств с целью проверки их достоверности: «1. Лично я мало знал о Ю.В. Кондратюке и этот вопрос представляю себе сейчас не совсем ясно, хотя во многом и не могу никак согласиться с т. Чижевским. 2. Мне думается, что следует многие факты и документы проверить <...>. 3. Хорошо бы привлечь к этим делам не только наших специалистов, но и из других организаций: от нас, например, тт. Космодемьянского, Мозжорина (или по его указанию из НИИ-88), Победоносцева, (Душкина <...>), директора Дома-музея Циолковского и др. 4. Мне думается, что такие вопросы следует подвергать общественной проверке и обсуждению, например, на нашем Ученом Совете. <...>». Дальнейшие события развивались в соответствии с мнением С.П. Королева. В Институте истории естествознания и техники АН СССР утверждения А.Л. Чижевского были тщательно изучены в контексте сведений, содержащихся в других исторических документах; последовавший вывод был однозначен: суждение А.Л. Чижевского не соответствует действительности. В 1964 г. работа Ю.В. Кондратюка в третий раз была переиздана на страницах сборника трудов пионеров космонавтики — рядом с сочинениями Н.И. Кибальчича, К.Э. Циолковского, Ф.А. Цандера.

Эта история как нельзя лучше свидетельствует о том, что Королев прекрасно понимал отрицательное влияние присущего источникам личного происхождения субъективизма на точность отображения исторических фактов и их взаимосвязей. Совершенно очевидно, что в практике исторического исследования и его собственные мемуары должны использоваться в сочетании с другими документами, полагаться только на них, не рискуя впасть в ошибку, нельзя.

Участники дискуссии, не считающие необходимым проверять сведения, сообщенные Королевым о поездке в 1929 г. в Калугу к Циолковскому и о его знакомстве с ученым в том же году, ссылаются на то, что они подтверждаются двумя «очевидцами» встречи двух величайших творцов космонавтики.

Первым из них называется Борис Григорьевич Тетеркин, о котором стало известно в ноябре 1969 г. — в то время он работал преподавателем теоретической электромеханики в Тульском политехническом институте — из заметки в тульской газете «Коммунар». Поводом для нее стал визит Тетеркина в редакцию с целью показать фотоснимок, на котором он изображен рядом с К.Э. Циолковским, и рассказать о своем знакомстве с ученым. «Как-то мне посчастливилось сфотографироваться с К.Э. Циолковским, — рассказывал он сотрудникам редакции. — Много лет хранил снимок, никому, кроме домашних, не показывал. Наконец, решился, пришел к вам… <…> Фотографировались мы <...> в 1934 году, в домике Циолковского в Калуге». Затем последовали подробности его знакомства с Циолковским, которое, по словам Тетеркина, состоялось в 1928 г. Тогда Тетеркин работал в Калуге электромонтером и был, по его словам, послан к Циолковскому своим начальником, объявившим, «что надо помочь Циолковскому» — подвести электроток к двигателю механического станка, который был нужен ученому «для гофрирования стали», ведь он «работал над созданием цельнометаллического дирижабля». Тетеркин утверждал, что эта первая встреча в 1928 г. получила продолжение, поскольку Константин Эдуардович «пригласил его заходить». Заканчивалась короткая заметка так: «В последние годы жизни Циолковского посещали многие видные ученые. Здесь Б.Г. Тетеркин в 1929 году встретил будущего Главного конструктора С.П. Королева. Вторично с С.П. Королевым он повстречался там же, в Калуге, в 1957 году во время закладки памятника К.Э. Циолковскому».

С начала 1970-х годов познавательный интерес к Тетеркину, как к очевидцу встречи Королева и Циолковского в 1929 г., усиливался стремительно, соответственно увеличивалось число желающих взять у него интервью, а в рассказах его появлялись все новые и новые подробности, которые постепенно стали противоречить первой записи его мемуаров в газете «Коммунар». Так, если из заметки, опубликованной в ноябре 1969 г., следует, что Тетеркин в 1929 г. «встретил» Королева в доме Циолковского, то в более поздних версиях своих воспоминаний он утверждал, что сам привел Королева к Константину Эдуардовичу, случайно встретив его на калужской улице и узнав, что молодой человек в кожаной куртке ищет дом Циолковского. В 1969 г. Б.Г. Тетеркин вскользь и очень неопределенно упоминает о своей встрече с Сергеем Королевым в доме Циолковского; вообще в 1969 г. главный повод, чтобы поделиться своими воспоминаниями, для Б.Г. Тетеркина вовсе не приезд Королева к Циолковскому, а его собственное знакомство с ученым и фотоснимок, на котором он с ним запечатлен (датированный, кстати, Тетеркиным неверно). Зато последующие редакции воспоминаний Б.Г. Тетеркина переполнены детальными описаниями погоды в день приезда Королева к Циолковскому, их одежды и темы разговора, — словно и не было описываемое событие отделено от мемуариста четырьмя десятилетиями.

В то же время в воспоминаниях Б.Г. Тетеркина отсутствует одна очень важная деталь, из-за чего они не согласуются с воспоминаниями самого С.П. Королева. Сергей Павлович в интервью А.П. Романову неоднократно подчеркивал, что приезжал к Циолковскому с друзьями-единомышленниками, вдохновившимися, как и он, идеями «патриарха звездоплавания». Б.Г. Тетеркин же постоянно рассказывал, что он привел в дом Циолковского на улице Брута одного Королева.

Само собой разумеется, что сторонники версии «встречи» не только не задумывались о том, чтобы критически проанализировать сведения Тетеркина (что вполне логично для них, поскольку они считают излишним анализировать и воспоминания Королева), но старались распространять их как можно более активно и результативно. Особенно преуспел в этой «просветительской» деятельности В.В. Соловьев, сумевший, ссылаясь на воспоминания Б.Г. Тетеркина, в середине 1980-х годов убедить партийное руководство Калужской области в необходимости установки на пересечении улиц Циолковского и Королева в Калуге памятного знака в честь встречи этих ученых (был открыт в апреле 1985 г.). Воспоминания Тетеркина оказались «мощным» доводом и в пользу решения нынешних ответственных лиц соорудить на месте разрушенного в начале 1990-х годов памятного знака скульптурный памятник, изображающий «калужскую встречу» Циолковского и Королева. (Решение было принято 23.11.2010 г. на заседании областного архитектурного совета при губернаторе Калужской области А.Д. Артамонове).

Между тем, критическое изучение текста впервые опубликованных в 1969 г. воспоминаний Б.Г. Тетеркина позволяет совершенно определенно и со всей ответственностью заявить, что в них эпизод знакомства автора с К.Э. Циолковским в 1928 г. примыслен. Б.Г. Тетеркин не мог в 1928 г. подводить электрический ток к станку, при помощи которого К.Э. Циолковский строил цельнометаллический дирижабль, по нескольким причинам: в 1928 г. Циолковский дирижаблей не строил и станка с электромотором не имел, хотя бы потому, что электричество в его дом было проведено в 1931 г. Больше того, имеются неопровержимые доказательства, подтверждающие, что Б.Г. Тетеркин впервые появился в доме К.Э. Циолковского не в 1928 г., а в одно из воскресений в июле 1933 г., и привел его туда Александр Николаевич Суровцев, бывший ученик Циолковского, знакомый с ученым с 1918 г. Сохранившиеся в фондах ГМИК воспоминания А.Н. Суровцева, написанные в 1962 г. (!), — бесценный исторический документ. К большому сожалению, написаны они трудно читаемым почерком, но наиболее интересное и важное для нас место в рукописи в основном удалось разобрать (текст воспроизводится с сохранением авторского стиля): «В 1933 г., в июле месяце (это было в воскресенье) я приехал к К[онстантину] Э[дуардовичу, жившему] по-прежнему на его старой квартире. Со мной был знакомый, <1 нрзб> работавший в <1 нрзб> некто Б. Тетеркин. Он был с фотоаппаратом, и мы снялись. Причем, сначала уселись мы с К[онстантином] Э[дуардовичем] (он был в домашнем халате), затем сели К[онстантин] Э[дуардович] и Б. Тетеркин. Своей общительностью Б. Тетеркин произвел приятное впечатление на К[онстантина] Э[дуардовича] <...>». Совершенно очевидно, что по Суровцеву Тетеркин никогда до их совместного посещения Циолковского в 1933 г. в доме ученого не бывал; что Суровцев привел Тетеркина к Циолковскому как ранее неизвестного ученому человека; что впечатление, которое Тетеркин произвел на ученого в присутствии Суровцева, было первым впечатлением. А это значит, что Б.Г. Тетеркин, забывший, что он впервые переступил порог дома К.Э. Циолковского в 1933 г., не мог в 1929 г. привести к ученому молодого студента С.П. Королева.

К свидетелям «калужской встречи» Циолковского и Королева, правда, отнеся ее к 1931–1932 гг. причислил себя и писатель Виктор Александрович Сытин. Во многие свои книги, он включил, в частности, такой эпизод: «Константин Эдуардович жестом предлагает мне сесть в кресло <...> — Вот теперь мы можем поговорить. Я всегда рад тем, кто интересуется моими изобретениями. Вот скоро, мне сообщили, будет отмечаться мой юбилей. Семьдесят пять лет прожито. <...> Теперь приезжают те, кто практически работает над моими идеями. Были Тихонравов, Королев. Это из ГИРДа».

Но и этот мемуарный фрагмент недостоверен. Во-первых, точно известно, что никто из ГИРД за все время существования этой организации в 1931–1933 гг. к Циолковскому не приезжал. А, во-вторых, и Сытин запамятовал, что впервые он посетил Циолковского не в 1932 г., а 04.11.1934 г., как следует из их переписки и записных книжек ученого.

Таким образом, свидетельства Б.Г. Тетеркина и В.А. Сытина как «очевидцев встречи» не выдержали исторической критики.

В ходе сорокапятилетнего обсуждения воспоминаний Королева о его встрече с Циолковским в Калуге в 1929 г. ни одной из сторон не удалось найти прямых доказательств, подтверждающих или не подтверждающих достоверность содержащейся в них информации. Однако число косвенных свидетельств, указывающих на ее сомнительность, возрастает. К ним относится факт отсутствия малейших следов калужской встречи Королева и Циолковского в таких пластах документов, которые неизбежно сохранили бы их, если бы эта встреча состоялась.

Так, можно утверждать с абсолютной уверенностью, что в бумагах Циолковского приезд к нему в 1929 г. Королева с товарищами не нашел никакого отражения. Согласно документам, запечатлевшим жизнь К.Э. Циолковского с достаточной полнотой, он впервые узнал о С.П. Королеве, как о лучшем инженере Московской Группы изучения реактивного движения и преданном делу ракетной техники человеке из письма гирдовца И.П. Фортикова в июне 1932 г.: «У нас работает много высоко квалифицированных инженеров, но лучшим из лучших является председатель нашего Техсовета инж[енер] Королев С.П. <...> Уже теперь он сделал для всех нас много и много. Он то и будет пилотировать первый ракетоплан». Четыре месяца спустя Константин Эдуардович имел возможность познакомиться с Королевым лично. В день торжественного заседания московской общественности в Колонном зале Дома Союзов, посвященного 75-летию со дня рождения К.Э. Циолковского (17.10.1932 г.) состоялась встреча и двухчасовая беседа ученого с руководством ЦС Осоавиахима в здании Центрального Совета на улице Никольской (ныне улица 25 Октября); на ней присутствовали, в том числе, представители ЦГИРД — Ф.А. Цандер и С.П. Королев. По-видимому, эта встреча плохо сохранилась в памяти Циолковского — он был один среди незнакомых людей и в непривычной обстановке, к тому же не вполне здоров. Создается впечатление, что он не очень хорошо запомнил своих собеседников.

Совершенно очевидно, что К.Э. Циолковскому ничего не было известно о дальнейшей работе С.П. Королева, вряд ли его имя упоминалось в беседе Константина Эдуардовича с посетившими его 17.02.1934 г. представителями РНИИ И.Т. Клейменовым и М.К. Тихонравовым. Во всяком случае, когда Циолковский получил в начале 1935 г. присланную Королевым без указания обратного адреса книгу «Ракетный полет в стратосфере», то в поисках контакта он обратился не в РНИИ, а к В.А. Сытину. Ученый, по-видимому, полагал, что Сытин — заместитель председателя Стратосферного комитета — наверное должен был знать автора книги о завоевании стратосферы: «С.П. Королев прислал мне свою книжку "Ракетный полет", но адреса не приложил. Не знаю, как поблагодарить его за любезность. Если возможно, передайте ему мою благодарность или сообщите его адрес. Книжка разумная, содержательная и полезная». После прочтения книги у Циолковского явно сложилось мнение о Королеве, как о перспективном работнике в области реактивной техники, предназначенной для полетов в стратосфере и вне ее. Свидетельство тому — не только отзыв Циолковского о книге Королева, но и включение имени Королева в статье «Ракетные приборы в исследовании стратосферы» (опубликована в газете «Рабочая Москва» 03.03.1935 г.) в перечень лиц, внесших, с точки зрения Циолковского, наиболее значительный вклад в изучение возможности создания ракетных летательных аппаратов. Наиболее позднее упоминание имени С.П. Королева в бумагах Циолковского — запись в одной из его записных книжек, сделанная Л.К. Корнеевым во время посещения ученого12.05.1935 г.: «<...> Работаю в течение ~ 5 лет в области реактивного движения. Совместно с т. Королевым. <...>». (Правда, последнее из процитированных предложений Л.К. Корнеев сразу зачеркнул, поскольку в мае 1935 г. он уже не работал в РНИИ.)

Среди сотен документов в архиве К.Э. Циолковского, зафиксировавших его многообразные научные связи, нет ни одного, который указывал бы на то, что Константин Эдуардович знал С.П. Королева с 1929 г. Нам удалось установить более 250 лиц, в разные годы посетивших Циолковского, имени Королева среди них нет.

Среди тридцати шести брошюр Циолковского, принадлежавших Королеву, нет ни одной с автографом ученого. Между тем в средствах массовой информации все чаще появляются сведения об обнаружении брошюр Циолковского с его дарственными надписями Королеву. Основываясь на тщательных исследованиях, можно со всей ответственностью утверждать, что в мировом культурном обороте с начала 2000-х годов находятся десятки подлинных брошюр Циолковского с поддельными автографами ученого. Среди них есть и брошюры с его «дарственными надписями» Королеву. Одна из них была, например, продана на аукционе Space Memorabilia Auction 23–26 апреля 2002 г.

Наличие сомнений в соответствии воспоминаний Королева о его калужской встрече с Циолковским в 1929 г. исторической действительности со всей неизбежностью влечет за собой вопрос, почему Сергей Павлович примыслил этот эпизод. Как известно, Г.С. Ветров попытался ответить на него, отталкиваясь от автобиографий С.П. Королева 1952–1955 г., и пришел к такому выводу, кстати, поддержанному Н.И. Королевой: в 1952 г. Королеву предстояло вступление в партию, а в 1953 г. — избрание в АН СССР. Ему, как бывшему заключенному и «врагу народа», требовался убедительный послужной список. Не имея возможности сослаться на свои довоенные разработки, которые в период репрессий были расценены как преступные, Королев нашел эквивалентную по смыслу формулировку, подтверждающую его близость к истокам ракетной техники, дав понять, что в эту область техники его ввел сам Циолковский.

Рассуждения Г.С. Ветрова достаточно логичны, но, во-первых, они не касаются воспоминаний Королева, которыми он поделился со Скрипкиным и Романовым, а, во-вторых, они означают, что Сергей Павлович сознательно искажал действительность. Нам представляется, что причины расхождений между содержанием автобиографических воспоминаний Королева и фактами исторической действительности не так очевидны, не столь прагматичны и искать их следует, скорее, в области психологии.

К тому же следует помнить, что ни один из текстов воспоминаний Королев не предназначал для опубликования, вообще он делился ими не для широкой общественности. Даже запись беседы с Романовым он авторизовал, но на публикацию не согласился, о чем свидетельствует его резолюция, датированная 30.03.1964 г.: «Александр Петрович! Прочел Ваши записи и прямо скажу Вам, что Вы собеседник "опасный" — у Вас отличная память!

Все же не удержался, чтобы кое-что не поправить, скорее по-журналистски, т. е. редакционно, а не по существу.

Я не думаю, чтобы опубликование такой беседы представляло сейчас интерес и, вообще, было бы сейчас возможно и полезно!

Решайте сами и с теми, кому это положено, но мое мнение изложено выше.

Пусть эта рукопись будет Вам доброй памятью о нашей неожиданной беседе, я прочел эти записи не без некоторого волнения, т. к. многое былое мне вспомнилось».

Можно только сожалеть, что Сергей Павлович оставил «рукопись» текста своей беседы с Романовым у журналиста и что последняя воля Королева была грубо нарушена три месяца спустя после его смерти.

Если внимательно вчитаться в автобиографические строчки Королева 1950-х и в его мемуары 1960-х годов, то нельзя не заметить с какой настойчивостью Сергей Павлович вновь и вновь сводит воедино две детали, которые должны были отразить истоки его интереса к ракетной технике, — 1929 год и личное знакомство с Циолковским. Больше того, создается впечатление, что Королеву важно было даже не знакомство с Циолковским вообще, а знакомство именно в 1929 г. Мы не знаем точно, в чем заключался магический смысл этой даты для Королева, но то, что он придавал ей особое значение — очевидно. Не менее очевидно и то, что она играла ключевую роль в глубинных механизмах его сознания при реконструкции прошлого, в том числе цепочки событий, связанных с его знакомством с трудами Циолковского и самим ученым. (Ведь даже утверждение Королева о его знакомстве в 1929 г. с работами Циолковского вызывает сомнение. К осени 1929 г. в обращении были две брошюры Циолковского «Исследование мировых пространств реактивными приборами» (1926) и «Космическая ракета. Опытная подготовка» (1927), но они были доступны только тем немногим лицам, кому ученый подарил их при встрече или выслал по почте; их нельзя было купить или взять почитать в библиотеке. Вопрос, как они могли попасть к студенту Королеву, не имеет ответа. С большим основанием можно допустить, что он узнал о Циолковском из изданной в 1929 г. книги Я.И. Перельмана «Межпланетные путешествия».) Дата «1929 год» настолько властвовала над сознанием Королева, что он никогда (!) не вспоминал ни о своем впечатлении от выступления Циолковского на торжественном заседании, посвященном его 75-летию, в Колонном зале Дома союзов 17.10.1932 г., ни о своей встрече с ученым в тот же день в Центральном Совете Осоавиахима. А ведь, казалось бы, Королеву было что вспомнить из двухчасовой беседы с Циолковским, в которой, кроме них и Ф.А. Цандера, также участвовали председатель ЦС Осоавиахима Р.П. Эйдеман и его заместитель Малиновский, двое представителей ЛенГИРД и еще кто-то из московского партийного руководства или одного из наркоматов (эти сведения сохранились в воспоминаниях Виктора Васильевича Подгорного, бывшего работника аппарата ЦС Осоавиахима, написанных 18.11.1978 г.).

Дата «1929 год» буквально пронизала все пространство памяти Королева, охватив и эпизод его знакомства с Циолковским, что, в свою очередь, с неумолимой логикой повлекло за собой эпизод поездки в Калугу, поскольку, как уже говорилось, иначе тогда познакомиться с Циолковским было невозможно.

Изучая все написанное Королевым о Циолковском, нельзя не придти к выводу: с каждым годом духовная связь Сергея Павловича с Циолковским становилась все теснее. С послевоенного времени, когда ракеты дальнего действия со всей очевидностью приобрели очертания ракет космических, Королев соотносил свою работу с трудами Циолковского. Королев восхищался Циолковским как своим предшественником, он гордился им, как национальным достоянием. Королев до конца жизни не оставлял мысли написать научную биографию Циолковского - она должна была войти главой в фундаментальный труд по истории ракетной техники и космонавтики, материал для которого Сергей Павлович подбирал более десяти лет. Причем, Королев хотел не просто написать о Циолковском, а написать о нем «что-то очень хорошее».

Анализ материалов, которые Королев оставил как читатель работ Циолковского, показывает, насколько глубоко он был проникнут миром его идей, видя в них отражение своих мыслей, своего труда, своей мечты. Такое общение на сознательном и подсознательном уровне сильнее и неразрывнее связывало судьбы, чем реальные встречи. Будучи одаренным, творчески активным человеком, живя насыщенной эмоциональной жизнью, Королев легко погружался в яркие эпизоды прошлого, переживая состояния, когда трудно разделить истинную память и продукты воображения. Воспринимая и свою судьбу как материал и продукт творчества, он имел право и на фантастическую реконструкцию автобиографического материала, право на свое видение прошлого.

Вступая в очередное сорокапятилетие дискуссии по вопросу, вынесенному в заголовок доклада, хочется верить, что психоаналитические исследования займут в ней достойное место и приблизят нас к пониманию личности, характера и судьбы С.П. Королева.

А пока продолжающаяся в течение сорока пяти лет дискуссия о «калужской встрече» Циолковского и Королева напоминает ситуацию с посещением Земли жителями других планет. Немало людей уверяет, что они были свидетелями контакта с посланцами других миров, еще больше людей верит в то, что он возможен и уже состоялся, но никто из нас НЕ ЗНАЕТ наверное, что это событие действительно произошло. Потому и не украшают наши города памятники в честь встречи землян и гуманоидов. Так и с «калужской встречей» двух величайших творцов космонавтики. Есть люди, которые верят в нее или сомневаются в ней. А вот ЗНАЮЩИХ точно — нет. Следовательно, если уж мы и посвящаем ей памятники, то должны отдавать себе полный отчет в том, что в памятниках этих воплощено наше НЕЗНАНИЕ.

Автор глубоко признателен за возможность познакомиться с малоизвестными архивными документами Л.А. Кутузовой, Е.А. Тимошенковой и Л.А. Филиной.