СМЫСЛ ВИДЕНИЙ К.Э. ЦИОЛКОВСКОГО

© В.Е.Ермолаева
© Государственный музей истории космонавтики им. К.Э. Циолковского, г. Калуга
Секция "Космонавтика и общество: философия К.Э. Циолковского"
2012 г.

«Если и опьяняет моё вино, то всё же оно натуральное» (К.Э. Циолковский «Монизм Вселенной»).

1. Видения гениального русского учёного, которые он описывает как «черты моей жизни», его общение с пришельцами из наполненного совершенной счастливой органической жизнью космоса, его предположение о реальном существовании духов – обитателей более разряженного состояния вещества, рассуждения о невещественной Причине Космоса и т.п. относятся к сомнительной до сих пор для многих части наследия учёного. Однако в истории культуры немало известных имён, не скрывавших опыта подобного рода (вспомним, конечно, прежде всего, демона Сократа или, например, саламандр Бенвенуто Челлини, маленького красного человечка Наполеона и далее многих). По моему глубокому убеждению, тип личности отца теоретической космонавтики близок к интровертным интуитивам, а для этого типа визуализация архетипических и иных внутренних образов – явление нередкое и иногда, если вспомнить ветхозаветных пророков или влияние учения Гермеса Трисмегиста, судьбоносное в духовной (и не только) истории человечества.

2. Именно визионерский опыт К.Э. Циолковского придал мощный импульс к практической направленности его научных занятий. Возможно, первые впечатления учёный получил ещё в московский период юности, о чём свидетельствуют почти опасная для жизни одержимость юного изобретателя и попытки самовозвеличивания (инфляция сознания). Константин Эдуардович постоянно возвращался к захватившему его впечатлению, пытаясь передать его в разных символах и понятиях (Нирвана, Причина Космоса), что вообще характерно для визионеров, начиная с египетского полубога Гермеса Трисмегиста с его легендарной проповедью полученных в видении (Помандрес) знаний. Как и многие визионеры уже христианской Европы, Циолковский даже стремился сочетать свои космические прозрения с образами пересказываемых им «на современном языке» Евангелий (к примеру, великий целитель Парацельс считал себя истинным христианином, описывая многостороннюю деятельность духов «тонких состояний» элементов – земли, воды, воздуха и огня). В конце концов, русский гений создал свою космическую философию как «главное дело жизни» и рассылал в последние годы жизни её машинописные копии, чтобы достучаться до наибольшего числа людей. При всей примитивности изложения в духе популяризаторских научных сочинений его философия, безусловно, имеет в своей основе не научную мысль, что иногда утверждал сам Константин Эдуардович, обласканный властями в стране агрессивного атеизма, а изначальное мощное мистическое впечатление. Относительно примитивности языка космической философии, заметим, что уже при своём зарождении язык науки ужасал своей топорностью схоластов, владеющих проработаннейшими техниками тонких различий и размышлений. И, тем не менее, новая наука подобно оккультному знанию эзотериков осознавала себя как фактор духовного совершенствования самой человеческой природы. Наши великие умы – и Циолковский, и Вернадский – ещё разделяли эти иллюзии. Кроме того (сошлёмся на мнение философа В.П. Визгина), добившись огромных успехов в практическом овладении миром, наука как бы исполнила задачу магического управления им, которую когда-то начертал решительно отброшенный ею герметизм. Для времени торжества научной парадигмы мышления характерен тип не благородного энтузиаста, а учёного дикаря, не упоминая уже о значительном вкладе языка науки в антропологическую катастрофу нашего времени.

3. Пропущенные через разум, через неизбежные изменения сознания в процессе решения задачи «одоления земной тяжести и космических полётов», но и сохраняющие связь с преклонением души перед «великим учителем», упрощённые формулировки философии основоположника космонавтики сохраняют черты древнего архетипа, поднявшегося из самых глубинных слоёв психики, того архетипа, который определял космологические мифы зари человечества и структуру последующих вариантов космологии, провозглашавшей свою неразрывную связь с человеческой судьбой. Этот древнейший архетип определил содержание эзотерических учений гностической традиции – от Гермеса Трисмегиста до эзотерических (в классическом, а не постмодернистском смысле) трудов нашего времени, в которых уже нет зашифрованных тайных знаний и которые обращены ко всем, а не только посвящённым (Кришнамурти, Елена Рерих, Шри Ауробиндо Гхош, Кастанеда, Даниил Андреев и многие другие).

4. Итак, философия Циолковского эзотерична не в прежнем, включаюшем оккультизм и магию, а в современном смысле. Как утверждает словарь (Культурология. ХХ век), «словом «эзотерический» стали обозначать учения мистического характера, опирающиеся не на догмы ортодоксальных религий…, а на личный мистический опыт и его истолкование». Точно так же, как в нынешних версиях эзотерической философии, просвечивают гностические доктрины; предложенное Циолковским истолкование своих видений включает его в «древнейшую и неотъемлемую часть общей культуры человечества», в которой содержится «система самых общих представлений о происхождении, строении мира и мировом порядке».

5. Можно ли в таком случае считать нашего великого учёного христианином? Я присоединяюсь к позиции исследователя эзотеризма В.М. Розина, по мнению которого почву современного прочтения эзотеризма подготовило и учение Христа. Вспомним, кроме того, что христианство столь многим обязано эзотерическим учениям прошлого, что их главный источник – Гермес Трисмегист встречал самое благосклонное отношение отцов церкви. А в эпоху Возрождения герметизм Трисмегиста расценивался Марсилио Фичино, Пико дела Мирандола и другими мыслителями как предтеча христианского откровения (трудно отрицать следы герметизма в Евангелии от Иоанна). Христианская теология уточнялась и развивалась в страстных спорах с эзотерической герменевтикой, но, к сожалению, и со становящимся научным мировоззрением. Сегодня мы живём в мире, во многом определяемом как «постхристианский». Растущий интерес к расхожим эклектическим игрушечным моделям постмодерного эзотеризма скрывает острую жажду личного мистического опыта, чтобы мы тоже могли воскликнуть «я не верю, я знаю!». Но новое понимание вечной истины слов «великого учителя», соответствующее двухтысячелетнему опыту жизни с «Новым заветом», по-прежнему имеет единственным источником неинституализированные (словами В.М. Розина) системы мышления и практики, связывающие постижение истины, «прорыв» к подлинной картине мира с работой над собой, а не с подключением к существующим институтам науки и религии. Неортодоксальное христианство К.Э. Циолковского с его видением распятия и бережным пересказом Евангелий и эзотерические составляющие его философии могли бы способствовать новым страстным спорам вокруг современного прочтения учения Христа.