ЭЛЕМЕНТЫ КОСМИЗМА В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРНОЙ ТРАДИЦИИ XIX-XX ВЕКОВ
© Е.В.Асмолова
© Государственный музей истории космонавтики им. К.Э. Циолковского, г. Калуга
Секция "Исследование научного творчества К.Э. Циолковского"
2014 г.
В литературе русского зарубежья первой волны, представителями которой являются такие признанные классики, как И. Бунин, А. Ремизов, Б. Зайцев, В. Набоков, Г. Газданов, так или иначе находим много общего с антропологическими исканиями русских философов-космистов. Амплитуда обоснований обращения достаточно широка — от прямой ориентации на традиции космизма до случайных совпадений, скорее относящихся к области культурного бессознательного. Ведь в художественном творчестве, по выражению Г. Гауптмана, за каждым словом стоит праслово, а по формулировке М. Цветаевой, «современность: всевременность, а не временность».
Где еще, как ни в экзистенциальной ситуации «потерянного рая», можно так проникновенно почувствовать и быть сопричастным идеям «единого человечества», «общего дела» и даже «философии воскрешения» родоначальника русского космизма Н.Ф. Фёдорова и его последователей. В начале XX столетия известный эстетик и критик А.Л. Волынский писал об авторе «Философии общего дела»: «Фёдоров — единственное, необъяснимое и ни с чем не сравнимое явление в умственной жизни человечества <…> Рождением и жизнью Федорова оправдано тысячелетнее существование России. Теперь ни у кого на земном шаре не повернется язык упрекнуть нас, что мы не бросили векам ни мысли плодовитой, ни гением начатого труда <…> В одном Федорове — искупление всех грехов и преступлений русского народа». Вероятно, писатели и философы русской эмиграции, продолжившие, сохранившие и успешно развившие традиции классической русской культуры, не могли обойти вниманием наследие автора «Общего дела» и его последователей.
Одним из проявлений космизма в литературном произведении может являться размытость граней потустороннего и реального миров, где земное пространство переходит в космическое, а историческое время соседствует с вечностью. Это особенно ярко проявляется в биографической прозе писателей-эмигрантов, где сопоставление разных временных планов может приводить к одновременному сопоставлению в тексте и пространственных позиций. Пространственно разделённые предметы и явления ментально соседствуют. В этой связи показательно влияние русских космистов на творчество Г. Газданова, особенно в его концепции любви и творчества, представленных уже в первом романе «Вечер у Клэр» (1930). В центре повествования — автобиографическая история русского эмигранта первой волны, пережившего в юном возрасте все тяготы гражданской войны и эмиграции.
В этой связи показательно и некоторое сближение антропологических исканий Г. Газданова (как и многих писателей серебряного века и русской эмиграции, например, И. Бунина) с философией В. Соловьева. В любви мыслитель подчеркивает путь к «восстановлению единства <…> человеческой личности, <…> созданию абсолютной индивидуальности», к нахождению посредством преодоления эгоизма и «соединения с другим существом своей собственной бесконечности <…>». Стоит подчеркнуть, что размышления Соловьева о любви как сплаве индивидуально-личностного и космически-идеального продиктованы стремлением отыскать пути преодоления дезинтегрированности личности в современном мире.
Роман Г. Газданова «Вечер у Клэр» являет собой метаисторический масштаб раздумий писателя о глубинных свойствах психобиологического «я». Его герой, преодолев трагические коллизии времени, опыт смерти, обретает внутреннюю целостность путем постижения любви и реализации творческого дара. Экзистенциональное сознание Г. Газданова, вероятно, подкрепленное в некоторой степени и идеями русского космизма, в рассказе «Панихида» преодолевает безнадежную смертно-метафизическую ступень человеческого бытия и переходит к положительной стадии, открывающей уже созидательный выход из трагизма бытия.