ПУТЬ В КОСМОНАВТЫ. ИСПЫТАНИЕ БАЛЛИСТИЧЕСКОГО СПУСКА

© Б.В.Волынов
© Государственный музей истории космонавтики им. К.Э. Циолковского, г. Калуга
Пленарное заседание
2014 г.

В первый отряд космонавтов я был зачислен в марте 1960 г. В это же время в отряд космонавтов были зачислены Ю. Гагарин, В. Быковский, А. Николаев, П. Попович, Г. Титов, А. Леонов, В. Комаров и другие.

Медкомиссия была более чем строгая и продолжительная — 40 суток. Требования к здоровью предъявлялись чрезвычайно жёсткие. Достаточно сказать, что из пяти военных летчиков, прибывших вместе со мной, отобрали только меня.

Сурдокамера — одно из самых трудных испытаний в жизни космонавта. В замкнутой камере очень небольшого объема, где можно только встать с кресла или же полуоткинуться в нём для сна, нужно было провести 10–15 суток при полной звукоизоляции, экранировании от магнитного поля (толстым металлическим корпусом барокамеры), светоизоляции (свет — только искусственный, иллюминаторы снаружи заглушены) и полной изоляции по газовому составу. День расписан по часам графиком работ.

Подобные испытания проходили и американцы. У некоторых из них случались психические срывы уже на 2–3 сутки. В России первым прошел сурдокамеру В. Быковский, вторым — я. Вслед за нами это испытание выдержала большая часть отряда. Ни для кого оно простым не было.

В январе 1969 г. с космодрома Байконур стартовал космический корабль (КК) «Союз-5»: командир корабля — я, бортинженер А. Елисеев и космонавт-исследователь Е. Хрунов. Днём раньше на орбиту вышел КК «Союз-4», пилотируемый В. Шаталовым. 16 января впервые в мире на орбите состыковались два КК. Впервые было не только это. Е. Хрунов и А. Елисеев должны были перейти из КК «Союз-5» в КК «Союз-4» через открытый космос. Переход осуществлялся перемещением по поручням с помощью только рук и в условиях невесомости. Всё было на сильнейшем эмоциональном напряжении, предельном внимании и собранности.

Возможности для перехода были крайне ограничены. Войдя в бытовой отсек КК «Союз-4» на длинном кабеле (фале), Е. Хрунов перестыковал его электроразъёмы и, таким образом, дал возможность А. Елисееву перейти в КК «Союз-4» на том же фале.

17 января КК «Союз-4» уже с В. Шаталовым, Е. Хруновым и А. Елисеевым успешно приземлился. Я остался один в КК «Союз-5», посадка которого была намечена на 18 января. Ничто не предвещало аварийной ситуации. Я сориентировал корабль для схода с орбиты, тормозная двигательная установка выдала в нужный момент необходимый тормозной импульс. Отделился бытовой отсек. Однако, отделения спускаемого аппарата (СА) от приборного отсека (вместе с двигательной установкой) не произошло. Корабль устремился к Земле. В плотных слоях атмосферы, вследствие аэродинамического эффекта, началось его вращение. Попытки стабилизировать аппарат в нужном положении приводили лишь к кратковременному эффекту.

Я как испытатель контролировал происходящее по приборам и иллюминаторам и вёл репортаж на магнитофон. Понимал: ситуация настолько сложная, что выхода из неё нет. До столкновения с поверхностью Земли оставалось полчаса. Быстро вращался СА: голова–ноги, голова–ноги. Кругом — плазма. Я вижу розовые жгуты раскалённого газа в иллюминаторах. В кабину поступает едкий дым (потом выяснилось, что в пепел превратилась эластичная герметизирующая резина люка СА). Перегрузки — до 9 g (для сравнения: в нормальной ситуации они не превышают 3,5–4 g). Затем корабль перешел во вращение, предусмотренное при баллистическом спуске, когда СА вращается вокруг продольной оси.

Понимая, что всё кончится пожаром, я сунул листочки с записями в середину бортжурнала и плотно перевязал его бечёвкой: в таком виде книги обгорают только по углам. Надо было сделать всё, чтобы донести полученную новую информацию до тех, кто полетит за мной.

На высоте около 10 км отстрелился люк парашютного контейнера, была введена в действие парашютная система. После раскрытия основного купола парашюта мне стало ясно, что вращение СА не прекратилось. Стропы парашюта стали закручиваться, а это грозило складыванием купола. Мне повезло ещё раз: после скручивания строп начиналось их раскручивание. До самого приземления СА вращался то в одну, то в другую сторону.

Ударило о Землю «хорошо»! Но сознания не терял. Видел, как магнитофон, крепившийся у плеча, оторвался, отлетел и ударился о пол, не задев, к счастью, ноги. Выбрался из дымной кабины: степь да степь кругом. Да ещё мороз минус 38 градусов, а на мне — только полётный костюм и кожаные «тапочки» (в то время летали без скафандров).

Это — первая в мире стыковка на орбите, первый переход из корабля в корабль через открытый космос, «первый баллистический спуск».

После такого спуска медики единодушно сказали, что летать я больше не буду и что мне противопоказана не только работа военного летчика, но даже роль пассажира в самолете. А психологи добавили, что я и сам теперь не подойду к самолету, потому что ни один человек на Земле еще не перешагивал такой психологический барьер.

Медики ошиблись. Через семь лет после своего неудачного приземления я совершил еще один космический полёт.

В 1974 г. я был назначен заместителем командира всего отряда космонавтов, а с 1983 г. — его командиром. Эту работу выполнял до ухода на пенсию в мае 1990 г., поставив еще один рекорд — 30 лет в отряде космонавтов.